Если бы не случайная встреча на остановке с тётей Верой, бывшей моей соседкой, кто знает, как бы мы с ним выжили. А так, уже через два дня я вышла работать в самое шикарное ателье города на должность принеси-подай, с гордой записью в трудовой книжке – «ученица швеи».

Самым неприятным на тот момент фактом оказалось то, что Татьяна, которую я искренне считала своей подругой, при встрече заявила мне следующее:

— Мама так для тебя старалась, а ты… Она правильно говорит, ты так и останешься бездельницей и нищенкой! А с Альбертом мы уже подали заявление, так что сама понимаешь…

Надо сказать, что проблема Альберта волновала меня в тот момент меньше всего.

Сложнее было с жильём, почти месяц мы с Греем жили в летнем дачном домике на крошечном участке тёти Веры, зверски замерзая к утру – обогреватель помогал очень слабо. Но именно там, в этом садовом товариществе, я и нашла пристанище на долгие годы, в крошечном гостевом домике, на сдвоенном участке с самым богатым домом. Это было настоящее везение, самое большое в моей жизни.

Мне даже немного доплачивали за то, что я расчищала дорожки от снега, летом обрабатывала роскошный участок удобной импортной газонокосилкой и, просто для души, соорудила в уголке двора большую альпийскую горку, посмотрев несколько роликов на ютьюбе.

В мои обязанности входило также протапливать и мыть большой дом к приезду хозяев. Продукты они всегда привозили с собой, а после их отъезда нам частенько доставалось полкастрюли шашлыка или маринованного мяса, хлеб, овощи и куча других продуктов.

У них был какой-то удачный бизнес, что-то не слишком понятное мне – торговали металлическими уголками, трубами и ещё чем-то таким же странным. Относились ко мне холодно и равнодушно, но и унижать не пробовали.

Их вполне устраивало, что на участке есть трезвый сторож и уборщица. Приезжали нечасто, огромной компанией вместе с друзьями и детьми, обычно на долгие выходные, летом, пожалуй, чуть чаще, чем зимой.

Когда Грей начал подрастать, хозяин участка, страшно довольный тем, что во дворе живёт немецкая овчарка, пригнал рабочих, и за день для Грея соорудили роскошный вольер и красивый утеплённый домик. По просьбе хозяина, ночью дверца вольера обязательно была открыта – пёс исправно нёс сторожевую службу.

Ученицей я проходила больше года, но добродушная тётка Вика, к которой меня прикрепили, учила на совесть. До сих пор помню свою первую клиентку, которой я шила батистовый летний сарафан. Та была капризна и заставила меня дважды переделывать почти всю работу, меняя детали и элементы лёгкой одёжки прямо на ходу и утверждая, что просила сделать это раньше.

Второй раз я оказалась умнее и заставила её поставить подпись на новом эскизе, только поэтому третий раз переделывать работу мне не пришлось. Зато это навсегда избавило меня от страха перед капризными клиентами.

На своё первое жильё я копила почти семь лет и купила его без ипотеки.

За всю мою жизнь у меня была пара-тройка необременительных романов и даже одно замужество, которое без особых страданий я закончила через полтора года. Мы с Михаилом были слишком разными.

Мне показалось, что, когда муж покинул мою однушку, Грей с облегчением выдохнул. За эти годы он превратился в пса потрясающей красоты и редкого ума. Только он любил меня, не требуя ничего взамен, не пытаясь взять на меня кредит, не разменивая на десяток подружек, не заставляя стоять возле плиты во вторую смену и не скандалил ежедневно.

Мать умерла от алкогольной интоксикации, выпив какую-то дрянь с очередным собутыльником, когда мне было двадцать шесть лет. После окончания школы до её смерти мы не виделись с ней ни разу – дочь её совершенно не интересовала.