В вожатскую ввалился наряд милиции. За их спинами мелькала Алена Борисовна.

– Да, это он, – почему-то сказала она.

Опера отработали слаженно и быстро. Ромка и охнуть не успел, как его скрутили и повалили на колени. Руки до боли вывернули за спину, и тут же на запястьях защелкнулись наручники.

– Ч-что? Что такое? – дернулся он, но тут же получил дубинкой в бок.

Оля в ужасе закричала.

– Что вы творите?! За что?! Отпустите его! Алена Борисовна, скажите же! Он ничего не сделал!

Ромка ничего не понимал и задыхался, словно из комнаты вдруг выкачали весь кислород. Происходящее казалось полным абсурдом. Фантасмагорией. Заведенные вверх и назад руки адски ломило, но невозможно было шевельнуться. Пульс строчил пулеметной очередью, разрывая перепонки. Сквозь грохот в ушах он едва различал, как один из оперов обрывисто и резко зачитывал:

– Поступило заявление о попытке изнасилования несовершеннолетней Дарьи Халаевой. Статьи 30 и 131 УК РФ. Лишение свободы до шести лет.

– Это какая-то ошибка! – рыдала в голос Оля. – Пожалуйста!

– Разберемся.

Ромку выволокли из домика на улицу. Грубо втолкнули в милицейский уазик.

– Рома! Рома! – с плачем кричала Оля, выбежав на крыльцо. – Куда вы его? Рома!

Ромка видел в тусклое заднее окошко, как она бессильно рухнула на ступень, сотрясаясь от рыданий…

16. 16

– Плохи твои дела, – широко зевнув, сообщил Ромке следователь.

– Почему? Я Халаеву и пальцем не тронул, – голос звучал хрипло, и горло почему-то саднило.

Ромка до сих пор не мог поверить в происходящее. Ему всё казалось, что сейчас он проснётся, и этот дурной сон закончится. Но его уже который час мариновали в отделении.

Сейчас хотя бы с Ромкой разговаривали более-менее по-человечески. Пусть свысока, даже брезгливо, но без угроз.

А то ведь опера обращались с ним, как со скотом. Ребра от ударов дубинкой ломило и жгло, особенно если вдохнуть побольше воздуха или неосторожно повернуться всем корпусом. Почки тупо ныли – несколько раз опера прошлись ею и по спине, когда везли и когда подгоняли, выгружая из уазика.

И всю дорогу из лагеря до города запугивали.

– Сейчас закроем тебя на сутки в камере с уголовниками. А за что тебя взяли – все узнают мгновенно. Ты и глазом моргнуть не успеешь. И прямо скажем, мы тебе не завидуем. Знаешь что с такими извращенцами-педофилами там делают? Не знаешь? Ну, скоро узнаешь. Тем более такой смазливый. Будут драть тебя, пока всем не надоест, а потом продадут тебя в соседнюю камеру за пачку сигарет. И пойдешь ты по рукам. И никто тебе не поможет. Кстати, отец этой девочки, чтоб ты знал, тварь, наш товарищ…

Ромка даже возражать толком не мог, его мутило так, что в конце концов вывернуло на пол. За это ему тоже досталось.

Однако ни в какой камере его не запирали. Ну, может быть, пока. И всё ещё впереди. Продержали до обеда в КПЗ вместе с каким-то забулдыгой. Потом около часа в допросной, пока не явился этот полусонный следователь Иващенко.

От него Ромка и узнал «подробности». Под утро Халаева вместе с Сергуновой разбудили Алену Борисовну Захарченко и заявили, что их вожатый чуть не изнасиловал Дашку. И, без сомнения, изнасиловал бы, если б не Сергунова, которая отправилась искать свою подругу. Сама Халаева рассказывала, что встретила Стрелецкого перед самым отбоем на тропинке, и он отвёл её в кусты, якобы поговорить. А там уже набросился. Она отбивалась, и он порвал на ней одежду, избил, повалил на землю и практически уже надругался, но в самый последний момент появилась Сергунова и его спугнула.

Почему сразу не подняли тревогу? Испугались. Но потом подумали и решили – надо, а то вдруг он снова на кого-нибудь нападёт. Халаева и правда выглядела избитой и с утра поехала в город снимать побои. Разодранную одежду она тоже предоставила.