Может, у нее что-то случилось, догадался Ромка. Причём что-то плохое… А то она сама на себя не похожа. Надо ее выслушать, всё-таки я пока ещё за неё, за них за всех, отвечаю.

Они сошли с тропинки, обогнули кустарник, за которым пряталась скамейка. Домик их все равно не заперт, если Оля появится, пока его нет, она сможет и сама зайти к ним.

– Говори, Даша, – подбодрил её Ромка. – Что у тебя случилось?

14. 14

– Роман Владимирович, а почему вас сегодня не было?

– У меня выходной.

– А-а, а мы думали, вдруг вы от нас сбежали… ну, то есть уехали. В смысле, что мы вас достали…

Ещё как достали, про себя подумал Ромка. Но вслух сказал:

– Что ты хотела?

Даша мялась, вздыхала, словно не могла решиться.

В другой раз Ромка, возможно, проявил бы какую-то деликатность к девочке, но сейчас мысли рвались к Оле. Она уже наверняка пришла и недоумевает, куда он делся.

– Я пошёл тогда, – бросил он нетерпеливо и шагнул в сторону. – И ты тоже давай иди в корпус.

– Роман Владимирович! Подождите! Пожалуйста! – вскинулась Халаева и поймала его за руку. Вцепилась тонкими пальчиками в запястье накрепко.

Он едва успел обернуться, как Халаева вдруг встала на цыпочки и поцеловала его в губы. Ромка отшатнулся, оттолкнул её от себя.

– Халаева, ты с ума сошла? Ты что творишь?

– Роман Владимирович, простите, – всхлипнула Даша. – Я… люблю вас.

Стрелецкий опешил – такого заявления от наглой и самодовольной Дашки он никак не ожидал. Мелькнула мысль: может, всё это какой-то их глупый розыгрыш? Но плакала она искренне, даже как-то по-детски.

Ромка нахмурился, не зная, как на это всё реагировать. Ничего на ум не пришло, и он с деланной строгостью, чтобы скрыть растерянность, спросил:

– Что за ерунду ты придумала?

Глаза уже привыкли к темноте, и он видел, как девчонка покачала головой и… заплакала ещё горше. Ромка окончательно растерялся. Сплошные сюрпризы этим вечером.

– Я не придумала… это правда, – всхлипывала она. – Роман Владимирович, вы мне с первого взгляда очень понравились… вы умный и красивый… и не похожий ни на кого.

– Перестань. Я вообще не понимаю, к чему этот разговор.

– Я хочу, чтобы вы знали… что я люблю вас.

– Даша, – назидательно произнес он и почувствовал себя какой-то престарелой матроной, которая решила наставить на путь истинный заблудшую овечку, и сразу сдулся. В этих делах он, может быть, понимает даже меньше самой Халаевой. И всё же. – Ну, какая любовь, Даша? Ну, что за глупости? Тебе сколько лет?

– Мне уже пятнадцать! А вы так говорите, будто вам все сорок. А у нас, между прочим, разницы – всего пять лет. У меня отец старше матери и то на восемь. И нормально.

– Да при чем тут это? Ты – ещё школьница. Тебе вон… с твоими ровесниками надо…

– Они – дураки, – фыркнула она. – С ними скучно.

Халаева шмыгнула носом, но плакать уже перестала. И слава богу, подумал Ромка. Слёзы его обескураживали. Мать по-настоящему никогда при нём не плакала, а вот Оля – бывало. И в такие моменты он с ума сходил и готов был на что угодно, лишь бы она успокоилась.

Плачущая Халаева, конечно, настолько у него почву из-под ног не выбивала, но всё же стало не по себе.

– Ой, я, кажется, поняла. Вы думаете, что я с кем-то из них… Да нет же! Они просто бегают за мной, сами. За мной всегда пацаны бегают. И в школе, и во дворе… – произнесла она хвастливо. – Ну, не отгонять же. Но с пацанами у меня ничего такого, клянусь! Мне только вы, Роман Владимирович, нравитесь.

Ромка не понимал, что нужно говорить в таких случаях. Таких случаев у него попросту никогда и не было. И вот как сказать этой малолетней дурочке, чтобы выкинула всякую чушь из головы, и при этом не задеть ее чувств?