Оставалось только ждать и надеяться, что завтра чертов дождь закончится, и они встретятся как прежде. И ему повезло – к вечеру уже распогодилось. И утром Ромка снова мчался на рынок, счастливый, что они наконец встретятся после бесконечно долгого дня разлуки.

Правда, тем же вечером Олин отец всё-таки их увидел. Вышел за сигаретами и застал в трех дворах от дома.

Ромка заметил, как Оля мгновенно побледнела, словно в ней вдруг не осталось ни кровинки. Даже губы побелели. А огромные глаза наполнились страхом. Ему и самому стало не по себе, когда хмурый, под два метра ростом, мужик в промасленной рабочей спецовке остановился рядом с ними и, скрестив руки на груди, буквально вперился в него мрачным взглядом.

Ромка тоже молчал и тоже его разглядывал.

– Папа, это Рома Стрелецкий, – пролепетала Оля. – Он меня проводил до дома.

Наконец Олин отец посмотрел на дочь. Потом красноречиво – на табличку с номером на чужих воротах, возле которых они стояли.

– До дома? Ты забыла, где живешь?

– Я… мы… просто не дошли пока.

– Марш домой.

– Пап, – Оля в отчаянии посмотрела на Ромку, и он понял: она боялась за себя, но ещё больше – за него.

– Марш, я сказал, – рявкнул он. – Или кто-то слов не понимает?

Она, едва не плача, поплелась домой, оглядываясь на каждом шагу.

Отец ещё несколько секунд молчал, продолжая давить Ромку тяжелым взглядом, словно, желая запугать его без слов. Впрочем, для Ромки он все равно был всего лишь угрюмым, недобрым мужиком. И не будь он отцом Оли, Ромка бы попросту развернулся и ушёл. А так – тоже стоял и изучал его немигающим взглядом, словно интуитивно чувствовал, что ему надо выдержать этот молчаливый зрительный поединок.

Отец сдался первым.

– Значит, так. Если ты с моей дочерью… если что-то ей сделаешь… если опозоришь её, – он произносил фразы урывками, будто с трудом подбирал нужные слова, но все равно выходило зловеще. – Даже твоя мать тебе не поможет. Ясно?

Ромка промолчал, продолжая смотреть на него исподлобья. Пусть не думает, что он дрогнул, что боится его. И хотя он искренне считал, что скорее умрет, чем обидит или, уж тем более, опозорит Олю, но убеждать в этом её отца он не собирался.

– Ну ты понял, – сурово кивнул отец и, тяжело ступая, двинулся к табачному киоску.

9. 9

В предпоследний день лета Оля пригласила Ромку на свой день рождения.

– Папа разрешил, чтобы ты пришёл, представляешь! – ликовала она. – Ну, в смысле он не против тебя! Нет, ты не понимаешь, как много это значит! Он же как говорил всегда? Что пока не выучусь, пока на ноги не встану, работать не начну – нельзя даже думать ни о чем таком. Ну и потом тоже в идеале – это сразу замуж с его позволения и за того, кого он сам одобрит. И чтобы жених у него просил моей руки, как в старину. Папа считает, что только так прилично. А после Ани так вообще постоянно вдалбливал, мол, не дай бог я буду с мальчиками встречаться. Сразу, типа, мне конец.

Оля красноречиво полоснула себя по шее ребром ладони.

– Ну или проклянет и выгонит. И тут вдруг – разрешил тебя позвать. Это мама предложила, конечно. Я бы не посмела. А она: типа, вот, Рома спас, если б не Рома… ну и всё такое. И папа вдруг: ну ладно, пусть придет. Представляешь? А ведь он после того раза, ну, как встретил нас, сказал мне, что такие, как ты, на таких, как я, не женятся. Типа я не твоего поля ягода. Поэтому нечего нам, ну, нельзя мне с тобой. А я ему говорю: ты Ромку совсем не знаешь! Он не такой! Он…

От эмоций Оля говорила торопливо, сбивчиво, потом вдруг осеклась, стремительно краснея.

– Ну, не в смысле, что мы… я о таком не думаю… ну, про жениться… это папа всё… ну…