Назаренко он тогда попросту избил. Ну, хорошенько так избил. А потом на него, скрюченного на земле в позе эмбриона, вылил остатки колы. Досталось и двум его дружкам. Их вообще-то трогать не хотел – те просто под горячую руку подвернулись, кинулись на помощь приятелю.

Тренер всего этого крепко не одобрил бы, но было плевать. Этот момент он долго вынашивал. Да и не впервой ему нарушать заповеди каратиста, точнее, гибко истолковывать.

Так, например, он разобрался и с новыми одноклассниками, которые взяли в моду поджидать его после уроков и бить толпой. Это у них называлось «прописка». И отчиму навалял от души при первой же возможности. Тот ведь убедил мать, что не стоит тратиться на дорогую гимназию, когда можно отдать пацана в обычную школу и плевать, что тем самым они пустили коту под хвост все минувшие годы учёбы, кучу денег и, самое главное и самое прискорбное, лишили его возможности попасть на САФ**, куда иначе просто не пробиться. Опять же отчим науськивал мать спускать капиталы в трубу и жить на широкую ногу вместо того, чтобы развивать технологии, и в итоге едва не довёл компанию до ручки. Он не давал встречаться с отцовскими родственниками и распродал за бесценок фамильную коллекцию старинного оружия – гордость отца. Да много всего было. И если бы не Астафьев, который всегда оказывался рядом в самый нужный момент, то Ремир, наверное, совершил бы что-нибудь непоправимое.

Макс, кстати, и отвёл его на каратэ, заметив непроходящие синяки, и даже платил федерации из собственного кармана, потому что мать и тут с подачи Толика наотрез отказалась от лишних трат. Впрочем, Макс, пацифист по природе, тоже не одобрил бы таких методов. Так что ему Ремир про Назара никогда не рассказывал.
_________________________________________________________________________________

* ЕГРЮЛ – единый госреестр, где регистрируются все юридические лица

** САФ – Сибирско-Американский факультет Госунивера, жутко престижный, где взращивают топовых менеджеров и управленцев.

 

После того случая они встречались с Назаренко ещё раз, случайно, на Байкальском экономическом форуме. Оба друг друга узнали мгновенно, и оба сделали вид, что друг друга не знают.

Назаренко тогда, помнится, был юристом у своего отца, и вот какого чёрта его вдруг в связь потянуло?

Последнюю фразу Ремир, оказывается, произнёс вслух, потому что Макс тут же отозвался:

– Ты про этого Назаренко? Что, знакомый твой?

– Виделись.

– И что за тип?

Ремир скривился. Макс понимающе хмыкнул.

В животе вдруг протяжно заурчало.

– Голодный, что ли? – усмехнулся Макс.

– Ну, есть немного… я обед продрых.

– Так пойдём в кофе-бар спустимся?

– Можно.

Они вышли в приёмную.

Сразу, сию секунду возникло то же удушающее, напряжённое чувство. Будто в воздухе застыло предощущение грозы и бури, ну или ещё чего-то такого же, стихийного и неконтролируемого.

И точно – рядом со стойкой Алины стояла она, Горностаева. Ремир тотчас утратил нить разговора, и вообще забыл, куда они направились, зачем... Уйти бы скорее, от греха, но нет, зачем-то остановился. Уставился ей в затылок, в спину.

Под полупрозрачной тканью явственно просвечивала кожа, позвонки, тонкие бретельки. Во рту мгновенно пересохло. Еле смог от неё отвлечься, повернулся к Максу, а у самого взгляд заволокло, мыслей здравых – ни одной. Астафьев перехватил взгляд, посмотрел на Полину и сразу расплылся в улыбке «ну-я-же-говорил-я-же-так-и-знал».

Вот эта улыбка и привела Ремира в чувство, отрезвила, словно пощёчина.

– Полина Андреевна… – позвал её.

Голос звенел сталью. Ну хоть голосом владел, слава богу.