– Ты ведь понимаешь, что он не прав?

Эмили, оказывается, заметила моё смятение. Во время занятия она ничего не сказала, разумно решив не привлекать внимания, но после поймала меня в дверях класса и отвела в сторону прежде, чем я отправилась на обед.

– Фишер… – Эмили оглянулась, опасаясь быть услышанной, но профессор не спешил выходить из кабинета. – Он чёртов консерватор, который не может понять, что мир меняется. Но он может держаться за прошлое, сколько хочет ведь будущее уже здесь.

Под будущим она имела в виду нас: себя и меня, одними из первых, перешагнувших порог академии. Но она не знала, зачем пришла я.

– Ты не понимаешь, – покачала я головой.

– Думаешь? – глаза Эмили сузились. – Правда думаешь, что только тебе тяжело? Мой отец отрёкся от меня, когда я примкнула к суфражисткам. Моё обучение оплачивает тётя – мне повезло, что она достаточно богата для этого, иначе… не знаю, мне пришлось бы работать на спичечной фабрике.

По моим рукам пробежали мурашки. Все знали, что случается с девушками с фабрик.

– С тех пор, как прошла вступительные испытания, я каждый день думаю о том, что не имею права вылететь отсюда. Только если я продержусь эти четыре года, только если получу диплом, я смогу отплатить своей тёте. Видит Бог, если бы не это, я много, очень много сказала бы этому…

– Эмили, – я прервала её, опасаясь, что кто-то услышит лишнее. – Эмили, прости, я не подумала…

– Знаю, – она была достаточно сурова, чтобы не кинуться утешать меня и оправдывать. – Просто помни, что тут тяжело каждой девушке. Мы просто не знаем их истории.

«А ты не знаешь мою», – промелькнуло в мыслях. Мне так хотелось сказать ей правду! Во мне тлела надежда, что Эмили сможет встать на мою сторону, пускай и столь далёкую для её понимания, поможет мне обрести под ногами твердыню. Но куда вероятнее, что она согласилась бы с Фишером в том, что я занимаю место более достойной студентки или студента.

– Идём. Девочки нас потеряют.

– Я… не думаю, что я голодна.

– Что? – Эмили, успевшая сделать пару шагов, обернулась. – Только не говори, что сейчас побежишь в свою спальню плакать в подушку из-за того, что я тут сказала.

– Нет! – кажется, мой быстрый ответ её убедил: морщинка меж бровей разгладилась, губы тронула мягкая улыбка.

– Хорошо. Я сказала это не для того, чтобы тебя расстроить. Просто подумала, тебе будет полезно почувствовать себя не одной в этой лодке, – она протянула мне руку.

– Но что, если… – вырвалось у меня. – Что, если моя причина находиться здесь не такая серьёзная, как у тебя?

– Всё ещё думаешь о том, что якобы занимаешь чьё-то место? – догадалась Эмили. – Зря. У нас в этом году недобор. Глории по секрету мисс Бендикот рассказала.

Камень на моей душе не упал, но стал чуточку легче.

– Уверена, что не голодна?

– Уже нет, – призналась я, благодарная Эмили за смену темы.

В столовую мы отправились бок о бок, будто подруги. Как много открытий за день! С утра я думала, будто сблизиться за один день невозможно, но обнаружилось, что всё зависит от обстоятельств. Глория и Эмили были правы: наши обстоятельства толкали держаться вместе.

– Вы задержались, – приветствовала нас Бекки.

Все девушки уже сидели за столом, да и практически все остальные студенты тоже. Отстали немногие: мы с Эмили, умудрившиеся заблудиться в прямых коридорах мальчишки с нашего курса да группа юношей постарше. Последние вошли даже позже нас, но под взглядами приступивших к обеду вовсе не стушевались – наоборот, будто нарочно замедлились, прошествовали гордо.