Это уже потом, при нашей встрече, мама рассказывала мне, как Олег пришел к ней с моим письмом и, протягивая его ей, говорил:

– Тетя Лена, что она делает? Что делает? Она что, совсем ничего не понимает?

А что могла сказать моя мама? Я думаю, что при взгляде Олегу в глаза у нее самой разрывалось сердце и наворачивались слезы. Но помочь ему она ничем не могла. Она знала, что если я что-то решила, то это окончательно и бесповоротно. Вот такой у меня характер. И, как считала моя мама, скверный.

Через какое-то время я получила ответное письмо от Олега. Я читала и перечитывала письмо много раз. В нем была вся боль, все страдания, которые я причинила ему своим поступком, а особенно своей беременностью. Я плакала. Нет, я не просто плакала, я рыдала, держа его письмо в своих руках. Я всем сердцем рвалась к нему, потому что по-прежнему любила его. Но я понимала, что я не нужна ему буду с чужим ребенком. Что не нужна буду ему после измены, ее он мне никогда не простит. Но и Женю я не имела права обманывать. Я должна быть с ним честна и обязана была сказать ему всю правду. Показав письмо Жене, я сказала, что хочу уехать, и умоляла его отпустить меня.

– Женя, прости меня. Пожалуйста, прости. Но я должна уехать. Ведь я люблю Олега! Очень люблю! – сквозь слезы говорила я.

– Ты вернешься к нему?

– Нет. К нему я не могу вернуться, я же беременна. Я упаду маме в ноги и буду умолять ее принять меня. Она ведь моя мама, она поймет меня, – продолжая плакать, говорила я.

– Галя, но ведь я тоже тебя люблю! – Женя пытался меня удержать.

– Женя, ты мне нравишься, даже очень нравишься, но сердце болит, сердце разрывается и рвется к Олегу. Мне надо уехать. Мне срочно надо уехать. – Закрыв ладонями лицо, я продолжала плакать. Что мне делать? Как мне поступить? Я не хотела никого обижать, не хотела никому причинять боль, а вышло все наоборот. Всем рядом со мной плохо, плохо и мне самой.

Я не видела в этот момент Женю, не видела его состояния, не слышала ответной реакции на свое признание. Взяв себя в руки, я посмотрела на него. То, что я увидела, меня сильно взволновало и поразило до глубины души. Женя зубами вцепился себе в руку и плакал. По его руке текла кровь, а по щекам текли слезы. Зачем он это делает? Зачем причиняет себе боль? Может, он на самом деле любит меня? Тогда зачем еще одному человеку я причиняю боль и страдания? Зачем? Ведь я не плохой человек, мне присуще понимание и жалость. Я добрый и отзывчивый человек. И я пожалела его, я осталась.

Его родители во время этих выяснений находились в кухне и слышали мое чистосердечное признание. Они не вмешивались в наш разговор, ждали, когда мы сами во всем разберемся. Но его мама так и не простила меня. Не простила за то, что пришлось пережить ее сыну, за сердечную боль, которую я ему причинила.

У родителей Жени мы прожили недолго. Он даже не успел устроиться на работу, когда я получила письмо от мамы с приглашением вернуться в Латвию. «Галя, приезжайте вместе с Женей к нам. Я не буду тебя упрекать из-за Олега. Не буду упрекать за то, что, не послушав меня, уехала. Что было, то было. Будем жить дальше», – письмо было коротким, но многообещающим. И я поверила маме, поверила ее словам, ее обещаниям. А разве могло быть иначе? Разве я могла усомниться в искренности ее слов? Кто, как не мама, поддержит тебя в сложные времена? Но я ошиблась, мои надежды она не оправдала. Но это было потом, а сейчас я была рада уехать из этого дома, уехать от неприятных для меня людей. Рада была даже вернуться к маме, лишь бы подальше от родителей моего будущего мужа. И мы с Женей стали собираться в дорогу. У нас был все тот же небольшой багаж: моя дорожная сумка и дипломат Жени, в котором лежали трусы, носки, пара рубашек, штаны и бритва. Остальное все было надето на нем. Это было его приданое, с которым родители отправили сына в дорогу и в новую семейную жизнь.