– Галя, а ты действительно хочешь с ним уехать? Может, ты передумаешь? – наперебой спрашивали меня друзья.

– Я так решила, и уже поздно что-либо менять. Скоро наш поезд, – без всяких эмоций отвечала я, потому что чувствовала, что совершаю что-то ужасное.

– Ну ты посмотри на него, он же недостоин тебя. – Это волновалась моя подруга Таня.

– Ничего. Я так решила, и пути назад нет. – Желание уехать отсюда было сильнее страха перед неизвестностью.

– Ты точно уверена в этом? – не унималась Татьяна.

– Нет. Но не надо меня уговаривать, я сама очень переживаю. Ты же знаешь, что мне срочно надо уехать, а другой возможности я не вижу. Возможно, все не так плохо, как мы себе представляем. Парень он неплохой, да и ко мне он относится очень хорошо.

– Тогда будь счастлива, Галя! – были ее последние слова.

Я смирилась со своим положением, но меня не покидала одна-единственная мысль: «Я предаю свою любовь. Я предаю Олега». Но я никогда не смотрела назад, я всегда сжигала за собой мосты. Сжигала их до основания, чтобы не было возможности вернуться к тому, от чего убегала. Что сделано, то сделано. И эта черта характера у меня осталась на всю оставшуюся жизнь.

Пассажирский поезд «Комсомольск-на-Амуре – Москва» шел целую неделю. Семь дней смотреть в одно и то же окно, сидеть на одном и том же месте. Это было тяжело, невыносимо и сильно выматывало. И несмотря на то что на улице зима, в вагоне было жарко и душно.

Женя позаботился о нас, купив билеты в купейный вагон. Следовательно, нам было комфортнее, чем пассажирам плацкартных вагонов. С нами в одном купе ехал мужчина лет пятидесяти, других попутчиков у нас не было. Не помню, на который день, но Женя, как мужчина, стал томиться и приставать ко мне. Однажды наш попутчик, сказав, что идет в вагон-ресторан, вышел из купе. Мы воспользовались этой возможностью для уединения. И зря говорят, что во всех грехах виновны женщины. Именно мужчинам невтерпеж, именно они нас толкают на поступки, за которые нам, женщинам, потом стыдно. В разгар нашего любовного соития мужчина вернулся в купе. Открыв дверь, он кашлянул, чтобы мы обратили на него внимание, чтобы поняли, что мы уже не одни в купе. Какой кошмар! Оказывается, мы забыли закрыть дверь на замок. Но поскольку мы были прикрыты простыней, наших обнаженных тел было не видно. Но каждый, кто бы нас увидел, понял, чем мы занимались. Я лежала снизу и через плечо Жени видела наглую ухмылку попутчика. Какой ужас! Нас застали в непристойном виде за непристойным занятием. Это был позор для меня. По крайней мере, именно так я себя и чувствовала – опозоренной.

Женя к этой ситуации отнесся намного проще и спокойнее. Он как ни в чем не бывало вылез из-под простыни, оделся и стал разговаривать с попутчиком. Я, наоборот, спряталась под простыней, укрывшись ею с головой, и не вылезала до самой ночи. Мне было стыдно, и я чувствовала себя омерзительно. Успокаивало только то, что через сутки мужчина прибывал на свою станцию. Но на протяжении следующего дня я пыталась не встречаться с ним взглядом и избегала любых разговоров. Если он сидел в купе, я выходила из него и сидела в коридоре. У меня все время перед глазами стоял его взгляд: наглый и похотливый.

Пока мы семь суток мучились в поезде, я планировала, как сбежать от Жени. Я подбирала слова, которые скажу ему, чтобы он меня понял, простил и отпустил, дав денег на дорогу до дома. Да, я очень надеялась на его помощь, так как не сомневалась в его порядочности. Я понимала, что не люблю его и не хочу обманывать ни его, ни себя. Но его хорошее отношение ко мне, его забота обо мне изменили мое решение. Именно таких отношений я искала, вот почему мысль о побеге я выкинула из своей головы.