— До встречи, Февраль, — улыбнулся он.

— Это вряд ли. Но в любом случае спасибо за кофе.

— В стране, где я вырос, говорят: кто знает. — И он выразительно развёл руками: — Тko zna.

4. Глава 1

Август. Восемь месяцев спустя...

Его рука скользнула по бедру и сработала как будильник.

Ия открыла глаза. На часы можно было даже не смотреть — ровно без десяти шесть каждый день муж будил её, чтобы заняться сексом.

— Марат, — отвернулась она, когда по щеке проехалась его отросшая за ночь щетина, а губы скользнули ниже, к шее. Но могла бы и не морщится — его это не остановило. Никогда не останавливало.

Он требовательно подмял жену под себя, раздвинул ноги и вошёл. Привычно. По-хозяйски. Уверенно. Шумно выдыхал ей в ухо на каждый толчок. Двигаясь сначала размеренно, а потом всё быстрее, всё глубже, всё резче. Мучая грубой лаской грудь, сжимая до боли соски. Терзая колкой щетиной нежную взмокшую кожу. Насилуя её рот жёстким грубым поцелуем, губами, языком. Но, наконец, разрядился. Дёрнулся на остром пике экстаза, замычал, ткнулся лицом в подушку и обмяк.

Замер, прислушиваясь к своим затихающим спазмам. И удовлетворённо выдохнул, когда на тумбочке пронзительно заверещал будильник.

Ия с облегчением вздохнула, когда, благодарно чмокнув её в щеку, Марат пружинисто встал. На ходу подцепив из вазы, отправил в рот виноградину, ткнул в кнопку на музыкальной установке и подпевая, кажется, увертюре к «Щелкунчику», отправился в душ.

Классическая музыка, свежий виноград и утренний стояк — это было святое.

Ия давно уже смирилась с этим ритуалом. С тем, что когда-то любила с утра поспать, да и вообще считала себя «совой».

С тем, что любила тишину и до сих пор не могла отличить Бетховена от Листа, а от любой музыки у неё болела голова.

С пользой винограда. Да бог с ним, пусть жрёт, раз верит в чудодейственную силу ампелотерапии.

И с этим утренним совокуплением тоже смирилась. Нет, Марат был хорошим любовником и заботился о том, чтобы ей тоже было хорошо. Но когда-то давно они поняли, что их утренние биоритмы не совпадают: Ие нужно в два раза больше времени, чтобы с утра почувствовать оргазм, поэтому утро стало «временем мужа», когда он мог позволить себе не прислушиваться к её желаниям, быстренько кончить и отправиться в ванную.

Она тоже спустила ноги с кровати.

— Боже, какая духота! — нащупала Ия тапочки, но надевать не стала. Босиком прошлёпала к окну, распахнула. И тут же осознав, какую ошибку совершила, захлопнула обратно и поплелась в соседний душ.

Были в их климате две недели к концу лета, когда влажная тугая, как в парилке, жара не спадала ни днём, ни ночью. Усталое солнце уже с утра проглядывало сквозь марево горячего воздуха как мудрый бог на плавящихся в аду грешников. И к вечеру разгоняло столбики термометров до критических верхних отметок. Кондиционеры не справлялись, по комнатам плыл душный безжизненный воздух. А на улице приходилось спасаться под плотными тентами или в бассейне.

Ия постояла под прохладной водой, даря себе эти недолгие минуты наслаждения свежестью и прохладой. Скользнула вниз рукой, понимая, что возбуждена, что попроси она Марата быть чуть сдержаннее и успела бы вместе с ним, но передумала закончить сама то, что он начал. Добавила температуру, чтобы адская парилка в доме после горячей воды показалась ей терпимой. И прямо с мокрыми волосами, глянув на часы, отправилась готовить завтрак.

Ровно в половину седьмого, когда её муж спустился в кухню, на столе уже стояли каша, зерновые тосты, нарезанный прозрачными ломтиками сыр — всё, что пожелает.

Во время завтрака он читал новости или почту и лучше его было не отвлекать. А ровно в шесть сорок пять снова поднялся в спальню, чтобы выбрать из уже выложенных Ией на заправленной кровати рубашек и галстуков, что понравится, и поговорить с женой.