И в то же время, кажется, уже смирился с тем, что Гелла мне их не даст. Бесполезно что-то у нее просить. И меня это даже устраивает. Важен, скорее всего, сам процесс, повод поговорить, услышать оправдания, а может, даже просто смех в ответ или то, как она поставит меня на место. Меня. Она. Поставит. На место. И мне это практически необходимо.

Это чувство я с уверенностью могу назвать ревностью, потому что даже не сомневаюсь в том, что всю последнюю неделю неуместно сильно и часто ревную абсолютно постороннюю девушку, которая мне даже не нравится.

Звенит звонок, из аудиторий вываливаются толпами студенты, кудрявая макушка Геллы неминуемо теряется, и, если сейчас я не найду ее в концертном зале, это будет самое большое разочарование дня, даже с учетом бесполезного занятия с Олей.

Толкаю двери в старую часть корпуса, тут же стихают все звуки, как будто я прошел через портал в параллельную вселенную. В коридоре слышны удаляющиеся шаги, потом хлопок двери. Гелла уже на месте. Дохожу до двери и прижимаюсь к ней лбом, прежде чем открыть. Слышу, как Гелла чихает, заходится кашлем. Потом она начинает играть – до меня доносится музыка.

– Ты пришла, – говорю, едва переступив порог, и захлебываюсь от облегчения.

С души у меня точно камень упал, будто я по какой-то причине и правда верил в смерть Геллы, верил в то, что потерял ее навсегда, но моя пропажа нашлась. Она сидит на банкетке, опустив руки на клавиши, и звук медленно затихает под ее пальцами, а потом обрывается, когда кисти соскальзывают и падают на колени.

Большие круглые глаза за стеклами очков обращены ко мне, взгляд очень внимательный. Гелла выглядит спокойной, пока я схожу с ума от перенапряжения. Мышцы будто окаменели, сердце болезненно бьется, всякий раз сталкиваясь с грудной клеткой, как после долгого бега.

– Привет, – тихо произносит она, закашливается и вытирает выступившие слезы.

– Где ты была все это время? – Слишком нервно и громко. «Ну-ну, Егор, давай-ка потише».

– Приболела. – Она пожимает плечами.

– Ты была с тем парнем… до того как заболела. Это твой парень?

– Что?

Или притворяется, или не понимает, но она вела себя с ним так, будто они близки. Ближе, чем мы. А потом пропала на три дня.

– Парень, такой, с зализанными волосами.

«Зачем ты все это говоришь? Для чего, для кого? Ты ревнуешь? Ты расстроен?» Эльза на моем плече досаждает вопросами, на которые я отвечать не хочу. Хочу, чтобы меня успокоили, но, кажется, это неправильно. Нужно уметь успокаиваться самому. Быть рациональным, логичным, последовательным.

– Леша? Да, это мой… друг?

Она что, меня спрашивает?

– Мне откуда знать.

– Нет, конечно, тебе неоткуда знать.

Она трет виски. Разминает шею и опускает голову на клавиатуру рояля. Тот издает жалобный стон, недовольный таким кощунственным отношением к себе.

– В чем дело, почему… – Я столько всего хочу спросить, но Гелла закрывает глаза. – Эй, ты в норме?

– Нет, – жалобно стонет она. – Хочу спрятаться, и чтобы никого не видеть и не слышать. Голова гудит, нос не дышит. Еще и кашель замучил.

Приближаюсь к ней, с каждым шагом попадая в ореол ее тепла, и сажусь рядом на банкетку. Протягиваю руку и касаюсь ее лба, Гелла блаженно выдыхает и по-кошачьи ластится, в ожидании, что я продолжу гладить ее по голове. Это даже в некоторой степени заманчиво.

– Жара, кажется, нет. – Лоб прохладный, но покрыт испариной, будто только что была температура.

– Нет, у меня голова болит. Очень.

– Знакомо.

– У тебя часто болит голова?

– У меня мигрени.

– А мигрень – это не головная боль?

– Ты даже не представляешь, насколько это разные вещи. – Мы улыбаемся друг другу.