Ещё мама с этой своей тягой поскорее женить меня… О чём она думает вообще, приглашая в дом отца Дарины? Хочет, чтобы я поскорее стал снова окольцованным? Вот только какой резон? Я сам не понимаю, зачем вообще согласился тогда встречаться с девкой, которая никогда не вызывала даже симпатии. Назло Вике? Но ей ведь плевать… Если бы ей было хоть какое-то дело до меня, то она вела бы себя иначе сейчас. Она даже не ревнует.

Вспоминаю о ребёнке и думаю…

Это не моя дочь.

Не моя!

Несколько тестов ДНК подтвердили, что она не моя.

Сколько я тогда не спал ночей?

Как сильно ждал этого ребёнка?

Я до последнего пытался верить, что дочь моя, а потом получил на руки результат.

Один…

Второй…

Третий…

Все из разных лабораторий. Я специально сдал наши биоматериалы в разные лаборатории, чтобы исключить возможность фальсификации результата.

Эта маленькая девочка — не моя дочь.

Как только у Вики поворачивается язык врать мне? Мы ведь были так счастливы с ней? Мы беззаветно любили друг друга. Или она попросту притворялась? Пыталась создать мнимый мираж счастья, в которое я поверил, развесив уши? Как идиот…

Сажусь за руль своей ласточки и сжимаю пальцами оплетку руля.

Я просто возьму себя в руки и буду жить дальше, наплевав на ложь, которая кружит вокруг, затягивая в свой омут.

Всё будет хорошо…

Сейчас я поеду на работу, а вечером приду на этот проклятый ужин.

Нужно как-то жить дальше.

Нужно завести наследников, в конце концов!

Для кого ещё я строю эту огромную империю? В чьи руки она перейдёт, если у меня не будет детей?

Думаю о глупышке Дарине и понимаю, что она сама подписалась на роль нелюбимой жены, ведь отлично понимает, что её ждёт со мной, но всё равно стремится заполучить мою фамилию. И мне её не жаль.

Вообще больше не жаль баб…

*Вика*

— Здравствуйте, спасибо, что согласились встретиться, — я искренне надеюсь, что сейчас никому не видно лихорадочного блеска моих глаз. Кажется, снова поднимается температура, или это становится жарко из-за того, что я понимаю, что это — последнее интервью, на которое я могла рассчитывать? Одно за другим они отменялись, даже не начавшись. И если сначала я подумала, что это случайность, то теперь отчетливо вижу — происходит что-то странное. — Я…не подведу. Готова к работе, могу выйти уже с завтрашнего дня.

Молоденькая девушка внимательно смотрит на меня во все глаза, а поняв, что я поймала ее слишком заинтересованный взгляд, вдруг опускает глаза и смотрит в бумаги.

— Да, мы видим, что у вас довольно большой опыт работы. Скажите, а какая причина ухода с предыдущего места работы?

Вопрос, на который у меня заготовлено миллион, если не больше ответов. Темной ночью, встречая предрассветную серость, я проигрывала в голове сотни раз, что мне нужно ответить. Потому что правду — что мой бывший муж — козлина, каких еще поискать на целом свете, вдруг появился в директорском кресле моей компании и уволил даже без выходного пособия, — слишком остра и я не готова ее озвучить вслух.

— Мне…мне нужно найти работу поближе к дому-интернату, куда ходит моя дочь.

Девушка вопросительно изгибает бровь и тут же начинает перебирать бумаги, чтобы прочесть в моей биографии подтверждение этой информации. А я выдыхаю и смотрю поверх ее головы, в окно, где начинает синеть, переливаясь разными оттенками бирюзового, небо. — Дело в том, что Варя — совершенно особенный ребенок. Она совсем не может ночевать вне дома. Без меня. Ей становится плохо, портится настроение, она даже может заболеть! И поэтому мы договорились с директором, что я забираю ее каждый вечер, и привожу каждое утро на занятия. Так делают многие, кто может себе позволить… И я…должна, должна думать о состоянии дочери!