Мы представили, как нас останавливает в Борно банда марокканских головорезов. Мы – раз! И замедляем время! И вот уже их, застывших, раздеваем догола. Разрисовываем нитроэмалью. Вместо ножей вставляем им в руки баклажаны. И поворачиваем друг к другу лицом. Раз – нажинаем кнопку опять! Мы с Джиджи корчимся от смеха, представляя все это, и я ему предлагаю свой прибор:

– Возьми его себе. Тебе он очень пригодится в борьбе с русскими разведчиками.

– Нет, – очень серьезно ответил Джиджи, – для одной истории двух фантастических изобретений слишком много.

Так мы и подружились.

Так я стал мимом.

Так с тех пор я каждый день, сидя на своем постаменте, всматривался в тысячи лиц, пытаясь разглядеть среди них Ленино.

И сегодня это произошло.

Вокруг меня, как всегда, толпа прохожих. Фотографируют. Со вспышками и без.

Сначала я увидел даже не ее, а высокую азиатскую девушку. Невероятно красивую. Но не такой плавной розовато-голубоватой красотой, которая бывает на рисунках, изображающих гейш. А с очень современными чертами лица. На ней были джинсовые шорты и майка. Акулий зуб на кожаном шнурке поверх топика. Именно такие девушки мне и нравятся. Я думаю о том, что запросто мог бы ее полюбить. Она обнимает за талию. Лену?!

Точно, это она. Родная улыбка. Брови вразлет. Волосы только немного состригла. Я еще помню запах ее духов и кожи. Девушки смотрят на меня и смеются, впрочем, как и все вокруг. В это время какой-то мужчина, подбадривая, посылает своего сынишку кинуть монетку в мое ведерко. Она звякает, и малыш испуганно бежит назад. Я, как обычно, приподнимаю котелок в знак благодарности. Узнала? Конечно же, нет. Она и предположить не может, что я могу быть здесь. Что же делать? Я действительно не репетировал нашу встречу. Ко мне направляется с монетой пятидесятилетняя женщина. Ее подруга приготовилась фотографировать. Еще немного, и Лена уйдет. Уйдет. Вот этот момент. Я его так ждал. Женщина приближается, глядя мне в глаза, как дети смотрят в глаза клоуну. Я прячу свои в книге. Гийом Аполлинер говорит мне:

Какой бред! При чем тут вообще колесница? Нет, он не помощник. Остановить ее:

– Лена!

Я впервые за свою карьеру поднимаюсь с унитаза. На секунду забываю, что брюки спущены, но потом их подтягиваю. Схожу с постамента. Лена ищуще, не понимая, осматривается вокруг. Ее спутница удивленно смотрит на нас. Зрители думают, что все так и должно быть. Я иду прямо к Лене. Беру ее за руку. Она.

Вот ради таких моментов, наверное, и стоит жить. Ты видишь все полудвижения глаз, губ, бровей. Видишь, как расширяются ноздри и сужаются зрачки, как непонимание переходит в удивление, а удивление в шок.

Правда, сейчас вышло чересчур.

Лена упала в обморок.

И еще в такие моменты я почему-то всегда возвращаюсь в прошлое. Это очень странно. То есть одновременно происходит вот что: я бегу с ней на руках к ближайшей аптеке, а представляю в этот миг нас с Леной в Москве, год назад. Будто мы попросили показать нам будущее. И вот мы сидим на диване и смотрим на эту картину.

По оживленной и явно заграничной улице бегу весь в белой краске и в котелке я, а на руках у меня Лена. Ее же руки колышутся, как спиннинги в руках нетерпеливых рыболовов. Вот бы мы удивились. Вот бы озадачились. Гадали бы, что да как.

Дальше – суета. Брызги воды на любимое лицо. Испуганная аптекарша. Нашатырь. Ленина подруга-азиатка яростно оттаскивает меня от нее, когда я расстегиваю на ней блузку. Джиджи отбирает ведерко с моими деньгами у Пескадоро, который подсуетился, пока меня не было. Кентавр дерется с Вампиром. Да уж, у кого-то будут самые лучшие фотографии из поездки в Испанию. Я отпаиваю Лену мятным чаем в кафе. Она успокаивается. Затягивается сигаретой. (Раньше она не курила.) И – слова-слова-слова. Много и ни о чем. Мы договариваемся встретиться вечером в ресторанчике у нашего дома.