– Хватит и того, что я знаю, кто ты… И что сделал твой отец, – рявкнул и грубо схватил её за подбородок, повертел голову из стороны в сторону, осмотрел.

Рвать и метать хотелось. Разодрать блядь-Сотникова в клочья. Это из-за него малышка здесь. Из-за него у Харитона сводило сейчас пальцы – так желал касаться нежно, невесомо. Ведь кожа у малышки – атласная, гладил бы и гладил.

Ну, почему, почему ты такая? Почему – ты?

А он же сегодня – падаль и мразь. Поэтому:

– Хорошенькая. Губки пухленькие. Кожа нежная. Чистый ангелок. Но это… ненадолго. Сегодня тебе предстоит спуститься в ад…

Что за бред он несёт? Сам всегда гнобил тех долбоёбов, что за счёт слабых баб самоутверждались – запугивали, унижали, растаптывали. Руки таким не подавал. А теперь вот сам дрожащую малышку давил.

А она лепетала тихо-тихо, едва различал:

– Нет-нет… Нельзя…

Прекрати! Сейчас же прекрати!

Блядь! Не могу! Когда в её голосе такие мольба и отчаяние…

Так…

Где у нас там Монстр? Включить на полную: ухмыляться погано, смотреть сально, давать дальше:

– Детка, усвой сразу – тут я решаю, что нельзя, а что можно. Тебе. Мне можно всё.

– Что я вам сделала? – девочка еле хрипела, дрожала, но у самой хватило силёнок вскинуть голову, встретить взгляд в упор, выдержать его. А у него – едва хватило сил не утонуть в её глазах – серых, влажно блестящих, обречённых… Точно маленький взъерошенный котёнок, который щерится, глупыш, на бойцовского пса…

Адов пиздец.

Так, ухмылку на рожу погаже, чтоб самому от себя мерзко было, и гнуть свою линию:

– В том-то и беда, что пока ничего. Стоишь тут, глазами хлопаешь, тратишь моё время. Пора приступать к делу.

– К делу? – повторила на автомате.

И его ступорила эта её заторможенность. Она не истерила, не кричала, не бесилась. Была абсолютно спокойной внешне, хотя он и видел, как её колотило внутреннее.

Смелая и сильная девочка.

Достойная уважения.

Маленькая, одинокая, беззащитная.

Нет, нельзя, чтобы она заметила, как плавится его ледяной панцирь. Поэтому он сказал, добавив в голос стали:

– Да, время платить… – и обжёг ледяным взглядом.

Ну, во всяком случае, ему хотелось, чтобы было именно так.

Девушка всё-таки надломилась, выдала жалобно:

– За что?

Хорошо, что не заметила, как он судорожно сглотнул и сжал кулаки.

Действительно, за что? Она-то причём? Это отец у неё отморозок, а девочка эта – ангел…

Только вот он, Харитон, уже давно перекрасил свои перья в чёрный и сменил босса… Теперь он сам Монстр – исчадье ада, без души и сердца. Главное, поверить в это самому. Ухмыльнуться хищно, почти оскалиться, произнести глумливо:

– За долги твоего отца. И начнём мы прямо сейчас. На колени!

Но прежде чем он подумал, что будет делать дальше, когда она всё-таки встанет, малышка пробормотала:

– Хорошо, – и стала заваливаться набок.

Подхватил на руки, не дал встретиться с полом, заглянул в бледное, как полотно лицо, и планка рухнула:

– Вы что, совсем охуели? Говорил же – не трогать! Что вы с ней сделали?

– Ничего, шеф, честное слово.

– Не кипиши, Монстр, мы и правда, под руки вели, почти несли её. А в дороге с ней даже не разговаривали.

Громилы оправдывались, перебивая друг друга.

Пиздец.

Эти уёбки его бояться так, что в штаны готовы наложить. Они. Шкафы два на два.

А крошка – хоть и дрожала – смотрела смело и требовала ответа: «За что?»

Взглянув на девушку в своих объятиях, на смертельно-бледное личико, на длинные ресницы, от которых тени падали на скулы – высокие, красиво очерченные, Харитон понял, что ад разверзся для него самого.

Тот уровень, где он никогда не был.

Лишь знал, что там на входе пронзают сердце и пускают по венам…