Фрэнк Хоуден – он оплатит счет в гостинице и даст на чай кучеру. От Гул-Гула до Каддагата было двадцать четыре мили по гористой местности. Шел уже четвертый час; в такую непогоду смеркалось быстро, поэтому я мигом проглотила пирожное с чаем, чтобы не задерживать мистера Хоудена, который, пока запрягали лошадей, ждал меня, чтобы подсадить в тарантас. Со мною тут же завязал разговор конюх.

– Вижу на саквояжах вашу фамилию, знаю, что вы в родстве с семейством Боссье, а посему интересуюсь: не дочка ли вы Дика Мелвина из Бруггабронга, что в отрогах Тимлинбилли?

– Да, так и есть.

– Тогда, мисс, кланяйтесь от меня вашему отцу; добрый хозяин был наш Дик Мелвин. Надеюсь, дела у него идут на славу. Я Билли Хейзлип, брат Мэри и Джейн. Вы Джейн-то небось помните, мисс?

Мне хватило времени лишь на то, чтобы пообещать ему передать привет отцу: мистер Хоуден, предупредив, что ехать придется впотьмах, пустил лошадей в галоп и менее чем за две минуты преодолел горку, которая заслонила от нас Гул-Гул. Накрапывал дождь; я держала над нами большой зонт, который прислала бабушка, и разговор у нас шел о погоде: мол, дождь сейчас ох как нужен, это прямо подарок, пусть бы он подольше не кончался. Дожди тут прошли скудные, но почва в этих местах настолько жирная и глинистая, что ее буквально от нескольких капель развозит в грязь, которая облепляет колеса; а ближайшая к нам лошадь имела гнусную привычку выбрасывать задние ноги, да так, что при каждом ее шаге нам на колени плюхались мягкие красные комья грязи. Но несмотря на эти мелкие неприятности, можно было только порадоваться, что нас без усилий тянула пара упитанных лошадей в прекрасной сбруе. Они составляли разительный контраст с тощей старой клячей, которую мы держали в своем хозяйстве: та еле ползала в истрепанной донельзя упряжи, грубо залатанной с помощью веревки и обрезков кожи.

Мистер Хоуден оказался записным болтуном. Исчерпав тему погоды, мы на некоторое время притихли, но вскоре он, нарушив молчание, спросил:

– Вы, стало быть, внучка миссис Боссье, так?

– Рождения своего не помню, так что поклясться не могу, но думаю, она самая, это ж ясно как божий день, – ответила я.

Он хохотнул.

– Славно вы передразнили кучера. Но внучка миссис Боссье! Тут невольно улыбнешься!

– Отчего же?

– Оттого, что вы – внучка миссис Боссье.

– Боюсь, мистер Хоуден, в вашей реплике кроется подвох.

– Невольно улыбнешься! Хотите узнать мое мнение о вас?

– Ничто не доставит мне большего удовольствия. Ваше мнение для меня в высшей степени ценно, и я уверена… у меня есть ощущение… что вы составили обо мне правильное мнение.

В другое время моему сопровождающему не сошла бы с рук его заносчивость, но сегодня я была в отличном расположении духа и, следовательно, открыта для общения, а потому решила позабавиться – вызвать его на откровенность.

– Дело в том, что вы совершенно не похожи ни на миссис Боссье, ни на миссис Белл: обе они такие интересные дамы, – продолжал он.

– Так-так!

– Я прямо расстроился, когда увидел, что вы не претендуете на миловидность, поскольку в этих краях нет ни единой девушки, достойной мужских симпатий, а на вас я возлагал большие надежды. Как истинный ценитель красоты, – не унимался он.

– Очень вам сочувствую, мистер Хоуден. Уверена, нужно быть образцом совершенства, чтобы удостоиться вашего расположения, – ответила я, изобразив сострадание.

– Не берите в голову. Вам беспокоиться не о чем. Вы девушка славная; думаю, какой-нибудь парень с большой радостью сведет с вами знакомство.

– Ваше мнение, мистер Хоуден, определенно делает мне слишком большую честь. Мне радостно думать, что я хоть в чем-то снискала вашу похвалу, – почтительно высказалась я. – Вы настолько благородны и тактичны, что вначале я побаивалась, как бы на мою долю не выпало лишь безусловное презрение.