…Жила ж моя такая красавица

в условиях суровых во времянке,

сама топила в зиму, воду из колодца таскалa.

(за метров всего со 100 и вниз, правда),

пришлось рубить ей топором дрова —

на первую свою охоту я напилил-наколол хотя, —

но до весны, таки ж ты, не хватило;

при каждом шорохе ночью от страха дрожала

(вот это было для меня самое – во всей жизни! – тяжкое —

такую кралечку во времянке с лесом рядом одну оставлять!) – и дальше ниже – с изрядной зеков примесью, – Курикша (по наказания отбытию – и сажали когда за пустяк);

утром по снегу в полметра сынишку в садик таскала,

сама же в центр города, бухгалтером в ресторане, —

такого ада вынесла лет почти четыре, —

правда, на год в Алма-Ату к матери выезжала

к сынишке первому дочку рожать, —

по возврате была оценена сполна в Совгавани:

начальницей ОТЗ с окладом в триста рублей на

лесозаводе стала, квартиру 3-хкомнатную на

«двадцатке» сразу дали, – и сразу мне она отставку!..

Да сам не жил б я на «двадцатке»! И возбранялась – понял —

мне, философу, семья… В то лето бедовал…

Тогда-то я как-то 18-тинадцатилетнюю аборигеночку с автобуса «снял»

в глупейшем похоти припадке, такую маленькую, —

что сверху на руках ее держал:

весьма была страстна – едва по грудь мне доставала, —

и наградила «насморком» меня отнюдь не носа,

не «сопатки» …а «причинного конца»;

в больницу молодца на месяц «зачалили»

(без особой надобности, скорей врачихам молодым понравился):

там, кстати, было весьма познавательно,

приятных дам разнообразие,

много нового о молодежи узнал, особенно одна парочка:

он хлюст, каких мало, наградил ее —

ещё девицу! – к триперу банальному, – еще и сифилисом…

все ему простила добрая и красивая, —

а он тут же в больнице, чуть подлечившись, на запрет ч`ихая, – «член положил»

и с нею и с другими… мне медсестра доносила, – святая!, да и, как раньше говорилось, «блажная», —

он же «шибздик» смугло-узколицый,

– не еврейчик ли?

Но с улыбкой – как-то встретился потом в автобусе – победительной… —

«ей-богу», не встречал у парня ни до ни потом:

какая-то в себя погруженность… однако, не «ловил» ли

наш паршивец кайф ещё и наркотический?)…

Потом уж осенью поздней еще монголку «снял» в ресторане,

в её каморке разговлялся напоследок в Совгавани…

поначалу она далась мне весьма страстно – давненько,

видно, не имала мужика …но тут же и раскаялась —

не прихватила ли чего по венериной части? —

и выпроводила до полуночи меня…

Затем в ту осень мрачную еще одну «имел» татарочку на бруснике ягоде, —

отбил ее в соседнем таборе, как только его поставили в меньше километра выше меня, —

у пожилого, лет под полста, комсомольчанина,

кой и завез ее на промысел, заработком в те годы славный, —

она ж ко мне в палаточку за полкэмэ перебежала

в ночь первую по их приезде из человек пяти оравой;

ох, эта маленькая татарочка запомнилась

одною интимной особенностью, – такою «тама» тугостью-плотностью – в том, – из всех, поятых мною, – чемпионка: едва сначала вставить мог…

Но как же ей потом досталось от табора своего!..

…На следующий сезон начальник завез мне тож на ягоду

одну башкирочку славненькую,

тоже маленькую

и симпатичную – но уже за тридцать: она таки

ребеночка у меня обманом выманила …договору вопреки… ровно через два года, на капусте морской забеременела

забеременела, потеряла прелесть…

…Да и зачем она, с ее – и моей – е… етиной, – мне

(тысячи две добротных старых рублей заработала при мне на бруснике на подъём сына – и женское свое выполнила прдназначение)…

Монголочки лишь юненькие хороши, но к старости смотреть противно, – 31-го декабря 79-го пришлось с башкирочкой расстаться пузатой на вокзале Хабаровска… Назад поехал на охотучасток свой Мунийский …и, вместо с женщинкой порезвиться, – 4 все евангелия «Нового завета» перевел с английского (в зимовье оказалась карманная, для американских солдат книжечка)…