Грузные шаги возвестили о приходе хозяйки. Минкина переоделась в платье из вишневого бархата, и теперь вместо бриллиантов на ней сияли рубины.

– Вы готовы? – любезно спросила она гостью, окинув взглядом все тот же бедный наряд.

– Да, Настасья Федоровна, – скромно ответила та, – мой бедный муж скончался меньше года назад, я еще в трауре.

– Ах, какое горе, – посочувствовала Минкина, – пойдемте в столовую, покушаем, и вы мне расскажете обо всем.

Она привела Сикорскую в большую столовую, обставленную с уже привычной для гостьи роскошью, уселась во главе овального обеденного стола и пригласила Наталью сесть рядом. Несмотря на то, что они были только вдвоем, стол был накрыт на двенадцать персон. Голландская накрахмаленная скатерть была украшена гирляндами из роз, листьев и золотых лент, сервиз, расписанный сценами из античной жизни, явно был привезен из Франции, а столовое серебро с позолоченными черенками было совершенно новым.

Как по мановению волшебной палочки появились молчаливые расторопные слуги в малиновых ливреях и начали подавать блюда. Чуть заметным кивком хозяйка указала на высокие хрустальные рюмки, и лакей налил в них водки.

– Помянем вашего супруга, – предложила Минкина, – у меня анисовая очень мягкая, но вы все-таки огурчиком закусите. Нет ничего лучше под водочку, чем соленый огурчик. У меня больше мизинца огурцы никогда не бывают, самая нежность.

Дождавшись, когда в маленьких розетках около их тарелок появятся крохотные огурчики, хозяйка залпом выпила свою рюмку и посмотрела на гостью. Наталья последовала ее примеру и закусила огурцом. В груди разлилось приятное тепло, анисовая была превосходной.

– Великолепная водка, Настасья Федоровна, – похвалила Сикорская, – мягкая, и пьется легко.

– Ну вот, по второй за наше приятное знакомство! – обрадованно предложила хозяйка, – и не зовите меня по батюшке, как будто я важная барыня, я ведь только верная раба его сиятельства, зовите меня Настасья.

– Тогда и вы окажите мне любезность, называя меня по имени Натальей, и на «ты» – попросила гостья.

– Да я с радостью, но уж теперь чокнемся, – сказала Минкина.

Они чокнулись рюмками и залпом выпили. Это был не последний тост. Хозяйка только поднимала глаза на лакея, и он наполнял рюмки. Еда была превосходной, хотя и тяжелой. Наталья попробовала щи, жареного гуся с гречневой кашей, молочного поросенка и множество разных пирожков. Беседа под водку пошла оживленнее, Сикорская беззастенчиво льстила хозяйке, а та принимала это как должное и становилась все любезнее. После десятой рюмки женщины обнялись и поклялись считаться подругами. Но обед не кончался, слуги подносили все новые блюда, и даже вечно голодная Сикорская наелась, а хозяйка все продолжала накладывать новые куски на свою тарелку.

«Понятно, почему она так расплылась, что скоро от былой красоты ничего не останется, – подумала Сикорская, – как же она не боится потерять расположение барина, ей лет тридцать, не меньше, молодые соперницы подрастают».

От природы смуглое лицо Минкиной покрылось темно-малиновым румянцем, но глаза ее широко открылись и заблестели, делая женщину моложе, она скользнула взглядом по широкоплечей фигуре молчаливого лакея и повернулась к гостье.

– Милая, мы так с тобой подружились. Я так тебе сочувствую, что ты – вдова, как же тебе, наверное, не хватает мужа!

– Благодарю за сочувствие, дорогая Настасья, – поддакнула Наталья, – мне действительно одиноко.

– Ну, это дело поправимое, – обрадовалась Минкина, – если хочешь развеять тоску вдовью, я с радостью тебе это устрою.

– Хочу, конечно, да стесняюсь, – начала кокетничать Сикорская, понявшая, что нужно отдать первенство этой мужичке, чтобы она поучила графскую кузину уму-разуму.