Женя закончила мыться, вытерлась пушистым махровым полотенцем, накинула халат и вышла из ванной.
– Все? – обрадовалась Люба. – Быстро ты. Я думала, застрянешь там на час.
Она скинула одежду и юркнула в еще окутанную паром душевую.
Женя натянула джинсы, свитер, подколола волосы и села у окна. За стеклом был непроглядный мрак, лишь вдали светил один-единственный фонарь. Из темноты выступали неясные силуэты елей.
«Как в сказке, – с восторгом подумала она. – Можно будет встретить Новый год на улице. Нарядить живую елку и водить вокруг нее хороводы».
В дверь постучали. Вошел Санек. Вид у него был свежий и бодрый.
– Ну как вы тут разместились? – спросил он, с любопытством оглядывая комнату.
– Неплохо, – проговорила Женя.
– Любка где? В душе?
– Разумеется.
– Я внизу был. Там такой шведский стол, закачаешься! Можно уже идти ужинать.
– Надо бы Любку подождать, – засомневалась Женя и тут же почувствовала, как желудок сводит голодной судорогой, ведь за целый день съела лишь пару бутербродов.
– Придет твоя Чакина, что ты за нее беспокоишься. – Санек небрежно махнул рукой.
– Ладно. – Женя решительно встала со стула. – Идем.
Они спустились в столовую. Санек оказался прав: стол просто ломился от закусок. Здесь было все, что только душа пожелает: и салаты, и пирожки, и деликатесные фрукты, и сладости. На отдельном столике в углу дымилось несколько чайников с кипятком, на широком блюде лежала горка пакетиков с чаем и кофе.
Хористы уже вовсю угощались. Женя заметила Лося – тот, не спеша, с удовольствием пил кофе, закусывая бутербродом с ветчиной, и общался с распорядителем фестиваля. Зал был полон. Кроме «Орфея» в общежитии разместилось еще два коллектива: один из Тулы, другой из Нижнего Новгорода. Новгородцы – сплошь девушки, все, как одна, статные, румяные, русоволосые. Они сгрудились вокруг стола и налегали на пирожки.
Санек отыскал для Жени чистую тарелку, набрал разной еды, сунул ей в руку вилку:
– Ешь.
– Спасибо.
Женя откусила от пирожка.
– С ума сойти. Вкусно!
– Я же говорил, – подтвердил Санек.
Она привычно пошарила глазами по залу, но Карцева не обнаружила. Может, он уже поел и ушел к себе, спать? Интересно, с кем его поселили? Женя хотела было спросить об этом у Санька, но не рискнула. Незачем кому-то знать, что ее волнует Карцев.
Они наелись до отвала. В это время в столовой появилась Люба, розовая после горячего душа, с распущенными волосами. Издали ее можно было принять за новгородскую хористку. Она вразвалочку подошла к ним.
– Не дождались меня, предатели!
– Да тут все съели бы, если б мы тебя ждали, – оправдался Санек.
– А вы у нас самые голодные! – ехидно проговорила Люба, накладывая в тарелку салат. – Все осталось, нечего мне голову морочить.
Лось, по своему обыкновению, громко захлопал в ладоши.
– Москва! «Орфей»! Все поужинали?
– Кажется, все, – крикнул в ответ кто-то.
– Посмотрите внимательно, кого еще нет в зале?
– Наташки нет, – проговорила Оля. – Она не придет. Спать легла, устала с дороги.
– Безобразие, – рассердился Лось. – В следующий раз кормить вас будут только завтра утром. Есть еще отказавшиеся?
– Карцев, – произнес баритон Владик Сидоренко. – Он со мной в номере.
– Почему не пришел ужинать? – строго спросил Лось.
– Говорит, не хочет.
– Я ему покажу «не хочет»! Вечно этот тип выпендривается, не живется ему нормально, по-людски. Влад, быстро наверх и передай ему, чтобы тут же топал сюда.
– Так он меня и послушал, – насмешливо протянул Сидоренко, но все-таки двинулся к выходу.
– Кто освободился, переходите в актовый зал, – велел Лось. – Проведем пятиминутку, обговорим наши проблемы и – общий отбой. Нарушители дисциплины будут наказаны.