В отделение мы дошли за пять минут. Надели на себя одноразовые халаты, бахилы. В отделении было чисто, светло, персонал занимался каждый своим делом, поглядывая на нас с разных сторон. В палатах интенсивной терапии стояли специальные медицинские кровати с подведённым к ним оборудованием. Мониторы мигали разными огнями, с них можно было считать различные показатели жизнедеятельности организмов. На кроватях лежали голые мужчины и женщины. Кто-то был в сознании, кто-то на аппарате искусственной вентиляции лёгких.

Я подошёл к троим больным, находившимся на ИВЛ. Двое находились в состоянии медикаментозного сна, а вот женщина лежала привязанная и смотрела на нас умоляющими глазами. Под ней и под теми двумя больным специальные чехлы на матрасах, на которых они лежали, были мокрыми от мочи. Стоял характерный запах.

Подошёл поближе и она задвигалась, застонала, словно хотела, что-то сказать.

– Хотите что-то сказать? – негромко спросил у неё я.

Она быстро-быстро заморгала и на глазах появились слёзы. Трубка от ИВЛ не давала ей возможности говорить.

– Сколько дней она на ИВЛ? – спросил я у заведующего.

– Четвёртый день, – быстро ответил тот, заглянув в свой рабочий блокнотик.

– А в сознании?

– Третий день, вроде бы, – пожал плечами Вадим Русланович.

Я склонился к голой пациентке. Видно было, что кожа её была синюшной и покрылась пупырышками от холода.

– Почему привязана? Беспокоится? – я посмотрел на завотделением.

– Да, есть немного, – осторожно ответил тот. – Для профилактики.

– Сможете написать, что вас беспокоит? – спросил я у пациентки, доставая из кармана халата ручку и свой блокнот. Женщина опять быстро-быстро заморгала глазами с надеждой глядя на меня.

– Правой рукой пишите?

Она вновь заморгала глазами.

– Развяжите ей правую руку, – скомандовал я заведующему отделением.

– Да ну, Лев Романович, не нужно! Она беспокойная, дёргается всё время, ещё что-нибудь повредит себе. Пойдёмте, лучше других пациентов посмотрим, – недовольно проговорил Вадим Русланович, пытаясь увести меня от странной больной.

– Раздевайся догола, – приказал я ему и сам принялся развязывать правую руку женщины.

– Что?! Я не совсем понял, что вы мне сейчас сказали, – ошеломлённо спросил завотделением. Начмед, молча. стоял рядом и ни во что не вмешивался.

Я протянул ручку женщине и подставил раскрытый блокнот. Она с благодарностью посмотрела на меня и начала по буквам что-то в нём писать.

– Раздевайся догола – я тебе сказал, – повторил я, глядя прямо в глаза этому Вадиму Руслановичу. – Проведём эксперимент.

– К-к-какой эксперимент? – заикаясь, спросил тот озадаченно, начиная стягивать с себя белый халат.

– Сейчас увидишь, какой. Давая быстрее, а то не быть тебе здесь заведующим, – негромко ему бросил я и поднёс к глазам блокнот. «Могу сама дышать, аппарат мешает жить», – было написано в нём. Я поднял взгляд на начмеда и вдруг увидел с какой мстительной радостью он смотрит на раздевавшегося заведующего отделением.

– Григорий Иванович, вызовите медсестёр, пусть помогут снять больную в ИВЛ и проследите за этим, потом мне доложите, – обратился я нему. Начмед тут же опустил глаза и, кивнув, нажал на кнопку срочного вызова у изголовья постели больной.

Я посмотрел на медленно раздевавшегося завотделением и, окинув взглядом отделение интенсивной терапии, увидел свободную койку.

– Трусы можешь не снимать, хотя не мешало бы тебе до конца прочувствовать всё, – резко кинул я заведующему отделением и кивнул в сторону свободной кровати. – Иди сюда, ложись.

– З-зачем? Я ничего не понимаю, – растерянно проговорил Вадим Русланович, покорно шагая за мной. – Я буду жаловаться, Лев Романович. Это – противозаконно!