– Агнешка, станцуй нам! – крикнула Ингрид, сбрасывая свои крылья на ящики с провизией.

Агнешка не решалась.

– Давай! Ты же хочешь выступать – так начни сейчас! – настаивала Ингрид, протягивая руку, осыпанную блестками. Затем она прошептала: – Дамиана здесь нет – он сидит в своем фургоне.

Только тогда Агнешка согласилась.

Когда Агнешка танцевала, пропадала ее неуклюжесть. Из-за ее пластичности директор цирка, мсье Ажан, согласился взять пухленькую робкую девушку в качестве танцовщицы с предварительным обучением – он очень любил новые лица, которые могли освежить программу его цирка.

Ангешка покинула отчий дом, едва окончив школу. Отец завел новую семью, перестал интересоваться жизнью дочери, ее будущим – она чувствовала себя целлофановой – невидимой и бесполезной. И когда Агнешка бродила по улицам города, она увидела голубой неон «Сияние» – вывеску над входом в цирк – и подумала: «А почему бы и нет».

Агнешка не знала, чего хотела, о чем были ее мечты. Но когда она танцевала, то становилась кем-то другим. Она уносилась за пределы своей пустоты, растворяясь в воздухе вместе с запахами листвы, трюфелей и костра.

– Ты выглядишь максимально убого в этом платье. Я б сначала похудел, а потом уже так одевался.

Агнешка стояла перед Дамианом в платье Ингрид, которое она примерила для танцев. Его слова змеями сжали ее грудную клетку, горло, не давая ей глотнуть воздуха от страха и стыда. Да, действительно, платье плотно сидело на ней.

– И нечего смотреть на меня так. Я ж тебе правду говорю. И вообще – как ты можешь танцевать, когда у тебя медвежья походка? – медленно и смело продолжал он резать девушку.

Агнешка и слова не могла промолвить. За месяц, что она прожила в цирке, от этого человека она услышала много оскорблений. Он пожал плечами и пошел к выходу на арену.

– Дамы и господа, единственный и неповторимый – огнеопасный Дамиан! Встречайте!

И арену захлестнули возгласы и аплодисменты.

Навзрыд плакала Агнешка в тот вечер – она не понимала, откуда в человеке может быть столько желчи.

Тем же вечером Дамиан вернулся в свой фургон с температурой. Наутро врач сказал, что у него двустороннее воспаление легких. В больницу Дамиан ложиться отказался, потому что он не любил больниц. Цирку пришлось отменить огненное шоу. Артисты особо не изъявляли желания навещать Дамиана, и все, кроме врача, забыли дорогу к его фургону.

Агнешке все казалось пресным: она без энтузиазма тренировалась с Ингрид, гуляла по территории цирка без страха натолкнуться на Дамиана – в ее жизни пропала та острота, которая пробуждала эмоции, – теперь ей все было безразлично… снова – как до встречи с Дамианом.

В тот день, когда выпал первый снег, Агнешка почувствовала жалость к Дамиану и решила рискнуть и навестить его.

В фургоне было темно, на окнах висели плотные покрывала, над кроватью – карточки обнаженных женщин.

Дамиан лежал с открытыми, но ничего не видящими глазами – у него была горячка. Агнешка знала, что делать. Она взяла тряпку, смочила ее в водке и начала растирать ему спину, грудную клетку, как делала мама, когда у Агнешки была температура.

«Какой же он худой, и какие старческие у него глаза. Двадцатилетний юноша с глазами старика», – думала она. Через пару часов температура спала, Дамиан уснул, а Агнешка просидела рядом с ним всю ночь. Наутро она убежала, пока никто ее не увидел, – скоро должен был прийти врач.

Вечером она вернулась. У Дамиана температура была невысокая. Он сидел на кровати и читал Пастернака, влажно кашляя. Увидев Агнешку, Дамиан смутился – он понял, что то был не бред, что эта глупая медведица сидела с ним всю прошлую ночь.