Из того случая я запомнил ещё одну мысль, которую мама несколько раз повторила папе: «Ну и что, что мы ехали по „главной“, надо делать поправку на дурака!».
В старших классах я успешно отучился на водителя «ЗиЛ-130» и получил водительское удостоверение категорий В и С. Позднее, уже в институте, когда я решил подрабатывать водителем, меня «догнало прошлое». Я реально боялся ездить по Москве, в потоке машин. Прямо сильно переживал и стрессовал первое время уже с утра, ещё не дойдя до машины, и потом, в процессе. Но кушать хотелось, машины мне нравились, и я приучал себя фокусироваться на маршруте и обстановке вокруг, а не на эмоциях. Помогала в этом и музыка из магнитолы и громкое подпевание: «Дым сигарет с ментолом…» или «Письма, письма лично на почту ношу…». Примерно через месяц осталась только небольшая тревога, особенно при поездках незнакомыми маршрутами.
Один.
Так сложилось, что мы с братом никогда не проводили время без окружения близких родственников. Мы чудесно чувствовали себя и дома, и в Ростове у тёти. Если мы плохо себя вели, то родители нам в шутку «угрожали» отправкой летом в пионерлагерь, и это, похоже, действовало.
Быть вне семьи нам казалось дискомфортно, тревожно и немножко страшно.
Природа наградила меня близорукостью и с 1 класса я несколько лет подряд дважды в год десять дней проводил в стационаре больницы. Ежедневные уколы, физиопроцедуры и капли в глаза – это было «норм». Самым тяжёлым испытанием в этом для меня был отрыв от семьи! Первые дни тоска и одиночество буквально доводили меня до отчаяния, и я уходил в туалет, нажимал смыв и под шум воды рыдал в голос. За три-четыре дня я приходил в равновесие и адаптировался. Друзья-товарищи по палате, вкусные полдники, книжки и рисование помогали дотянуть до очередного посещения родителей и последующей выписки. Вот интересно, имелся уже опыт, было ясно, что всё будет хорошо, но каждый раз отрыв от семьи становился моей внутренней катастрофой.
У меня было опасение, что через две недели, при отсутствии прогресса, мне могут продлить пребывание в больнице. Чтобы сократить риск, я выучил наизусть почти все строчки таблицы проверки зрения и на контроле в конце срока демонстрировал улучшение. Меня выписывали и лайфхак я сохранял до следующего раза. Избежать через эту хитрость следующую профилактическую госпитализацию я не мог, так как на приёме часто показывали таблицу, где вместо букв были кружки с разрезами или фигурки, и я демонстрировал реальную картину остроты своего зрения. К счастью, на выписке была знакомая таблица с буквами! Как же я заблуждался. Похоже, мои улучшения только вдохновляли докторов снова и снова прописывать мне профилактические курсы лечения в стационаре и «прививки» отделения от семьи. Как знать, возможно именно благодаря этому опыту я довольно легко перенёс переезд в Москву, в общежитие, когда поступил в институт.
Я очень неуютно чувствую себя в напряжённой, тягостной атмосфере. Прямо хочется остановить происходящее или сбежать. В детстве я не любил тревожные, нагнетающие атмосферу мультики и кино. Старался их избегать. Никакого кайфа от сгущающейся жути я не испытывал! А если сценарий был захватывающий, и я досматривал до конца, родителей ждала тревожная ночь с моими походами по квартире и разговорами во сне. Я мог и стул схватить, защищаясь от огромных пауков во сне.
В драматической ситуации (и в кино, и в реальности) у меня всегда на глазах выступали слёзы (или я их с трудом сдерживал) и внутри всё сжималось. Также я легко мог заразиться радостью и озорством, но помнятся лучше соприкосновения, принёсшие дискомфорт. Похоже, я был (и во многом остаюсь) остро восприимчивым к эмоциям других. Я буквально испытывал схожее состояние.