Он всегда так на меня смотрел. Будто от меня плохо пахнет или… весь мой облик Демидову противен до жути. Но даже два года назад… в его глазах были эмоции.

А сейчас их нет.

Пусто.

Это отзывается разливающейся болью в груди. Будто ледяным паром обдаёт.

Из всей самой разнообразной палитры существующих чувств на свете – от горячей любви до жаркой ненависти, больше всего меня задевает холодное безразличие.

Его безразличие ко мне.

Именно это я не смогла вынести два года назад. Именно поэтому тот факт, что сын бывшего мэра уехал из города, стал для меня каплей надежды.

Можно было жить дальше… Эгоистично, но альтруисткой я никогда не была…

Мои чувства притупились. Нет, они не исчезли. Просто покрылись синим инеем… Заморозились, словно после анестезии у стоматолога. И что мне делать сейчас, когда внутри снова больно?.. Когда я снова знаю, что он где-то рядом и у нас есть что-то общее, помимо тайн прошлого…

И пусть «что-то» только лишь воздух, которым мы дышим…Для меня это уже много.

Я больна неизлечимой болезнью и сегодня у меня забрали единственное в мире лекарство… Расстояние с ним.

– Юль, пара закончилась, – до меня доносится голос Дамира. – Ты сейчас домой? Подкинуть тебя?

– Нет, – мотаю головой и наблюдаю, как к столу Льва Викторовича тут же подходят мои однокурсницы Анька Лосева и Лерка Доронина. Последняя выгибается, выпячивает грудь, что-то спрашивает и томно вздыхает.

Усмехаюсь. Почему-то к семидесятипятилетнему профессору у них вопросов никогда не возникало, чуть звонок прозвенел – сразу «давай до свиданья».

– Я за рулем, – произношу и собираю вещи в рюкзак.

– В такую погоду? – недовольно мотает головой Дамир. – Ты сумасшедшая, Громова. И как тебя только дядя Андрей отпустил?

– А он не знает, – задумчиво потираю шею.

– Ох и попадет же тебе, Громыч.

– Не бубни, – бросаю другу и поднимаюсь с места, привлекая к себе внимание преподавателя.

– Юль, – тут же преграждает мне путь Рудаков. – Пожалуйста, одно свидание. Я исправлюсь.

– Я подумаю, – обещаю, потому что вижу, как Лев Викторович выходит из аудитории.

Огибаю своего бывшего парня и расправив юбку быстро семеню ногами.

Я… должна с ним поговорить.

Он просто не может делать вид, что мы не знакомы. Он… ведь всё знает.

Светлый затылок и широкая спина, обёрнутая белой тканью, скрываются за дверью деканата, поэтому я быстро заворачиваю туда же.

Демидов резко оборачивается, и его взгляд снова превращается в равнодушный.

– Выйди, – ровно произносит. – Я тебя не звал.

Озираюсь по сторонам. Слава богу, здесь нет секретаря кафедры и нашего куратора. Мы вообще наконец-то одни, а это значит, что я не обязана быть с ним хорошенькой.

– Ты…

– Вы, Юля, – Лев Викторович меня поправляет. – Соблюдай субординацию, будь добра.

Отшатываюсь, словно не веря, что он способен быть таким жестоким со мной. Он так берёг мои чувства, был таким внимательным. Никогда меня не любил. Но к моей первой любви относился бережно.

Так что изменилось сейчас?..

– Ты, – назло выкрикиваю, так что и за пределами деканата слышно. – Ты, Демидов, обещал, что я больше тебя не увижу.

Сердце противно щиплет, словно на свежую рану соль рассыпали. На свежую рану!..

Два года. Когда уже заживёт?.. Почему я всё ещё реагирую на этого взрослого мужчину, при том, что ухажёров у меня пруд пруди? Зачем вспоминаю наше странное, лишённое всякого смысла, общение?

И то, что нас всегда будет связывать…

– Ты обещал, – обвиняю по-детски.

– Я передумал, – холодно выговаривает Лев, сжимает зубы и кивает на дверь. – А теперь выйди из этого кабинета, Юля, и больше никогда не заходи без стука.

Вопреки жёсткому приказу, подбираюсь к нему ещё ближе. Пытаюсь ухватиться за руку, но он резко отшатывается от меня. В нос проникает древесный аромат, а голова кружится от близости с ним.