Мой перл – женщина! Нерд в поисках любви СЕРГЕЙ ТАРАСОВ

Я заплакал, когда врач-эндокринолог из поликлиники с тоненькой длинной косичкой на затылке, у которой я по месту жительства наблюдался, показала мне анализ крови. Он доказывал, что у меня еще одна «страшная» болезнь – сахарный диабет второго типа. До этого еще со школы меня преследовала другая эндокринная болезнь – гипотиреоз, приведший к увеличению веса, вплоть до ожирения. На что моя мама посоветовала: «если ты хочешь повзрослеть и в чем-то разобраться, то для начала надо всё, что с тобой происходит, как можно подробней изложить на бумаге, а потом внимательно перечитать и тогда, возможно, найдется выход».

Поэтому я вел скрупулезный дневник наблюдений за собственным телом, кожей измеряя даже такие показатели, как сила мышц, не говоря уже о других показателях крови и тела. В поликлинике мне выписывали лекарства и направления на анализы крови. Я послушно всё фиксировал и по мере возможности выполнял, но продолжал толстеть.

Каждые три месяца, сдавая кровь на сахар я обратил внимание, что тех сестер, которые берут кровь, называют процедурными. Одну из них я запомнил навсегда. Девушка была бледная как смерть, а все остальное у неё черное: волосы, глаза с отблеском неминуемой вечности, и ногти тоже черные. Красивая даже. Я тогда прилично струхнул. После того случая представлял, что все эти сестры – не такие как все, другие. Не обязательно как в голливудских фильмах: люди в черном, особь, другие. Но что-то в ту сторону есть. Прямо-таки кровососка в живом обличье.

Занятия физкультурой я ненавидел, потому что больше всего боялся, что все увидят мой желеобразный живот и взмокшее от усилий тело. Там мне было стыдно и становилось еще хуже, когда одноклассники показывали на меня пальцем. Во дворе меня дразнили, я что-то кричал им в ответ, судорожно трясясь в бессильной злобе. Дома, вспоминая обрывки фраз ребят, их лица, уже ставшие мне противными, не выдерживал, не в силах сдержать слезы:

– Мама, что это правильно?! Почему именно меня так зацепило, почему именно мне так досталось?

Как всегда, мама заключала меня в объятия. Тихо-тихо нашептывая слова успокоения, медленно поглаживала по голове и своим звенящим петербургским произношением уже громче продолжала:

– Не ты один, всем достается от этой жизни. У каждого свои проблемы, каждому плохо по-своему. Но, нет ничего непобедимого и непреодолимого, все болезни можно вылечить, все поправимо, главное не падать духом.

В школе, в кабинете химии два года еженедельно пялясь на таблицу химических элементов, я выдумал забавную теорию, что все гениальные люди в фамилии имеют слог «мен»… Изобретатель периодической таблицы и русской водки Менделеев, биолог Мендель, композитор Мендельсон…

Задумался, что в имени моем может говорить о гениальности?

Вениамин Перильцев!?

Сокращение фамилии по первом трем буквам было ни о чем, что свидетельствовало бы о гениальности. А дальнейшее развитие в этом направлении приводило к перилам, перловке и тематически грязному сквернословию. Куда с такой фамилией в гении?

В девятом все ребята из моего класса отрабатывали росписи, чтобы расписываться так, как делают это взрослые. Я придумал себе подпись из пяти первых букв фамилии, а потом, подумав, убрал одну букву «и»…

Получилось Перл от французского Perle и английского Pearl – жемчужина! В разговорной русской речи – нечто выдающееся из общего потока явлений и событий!

Так и подписывал потом все свои любовные записочки к девочкам из класса. И одна мне ответила! В начале я не понимал. Почему? Потом разобрался. Оказалось, что она жила рядом с моим домом. Ей возможно скучно было идти одной.

Тем не менее я влюбился в Настю. Мечтал о ней как о своей девушке. А она… А она страдала по одному красавцу из десятого класса. Именно тогда я и понял, что за сильные удовольствия необходимо расплачиваться столь же сильными страданиями.

Я караулил ее возле школы, выглядывая из-за угла, с кем она пойдет. А она караулила своего красавца, который то провожал ее после школы, то уходил с другой. Но она была счастлива этим унижением и не оставляла попыток завладеть сердцем этого ловеласа. Так же как я своих. И пусть после короткого мига радости наступали дни горестных разочарований.

Я старался заботиться о ней, выполнять все ее желания, но Настя всегда была чем-то недовольна. Часто спорила со мной по мелочам и смешно морщила носик, мотая головой, и всплескивала руками, протестуя… Светлые кудряшки, выбивавшиеся из косички и обрамлявшие похожее на сердечко покрасневшее взволнованное личико, только усиливали ее возмущение. Наконец, к моему восторгу, вняв моим доводам, широко распахнув, как будто слегка удивленные голубые глаза, кивала, соглашаясь…

Она называла меня скучным и медлительным: все время сидит в своих книжках, слишком долго возится по какой-либо ее просьбе, рассказывает о каких-то нудных вещах. Похоже в ее понимании, я был невыносимо странный мальчик, который не любил физкультуру и обожал все на свете измерять.

– Привет, зубрила, как поживают твои вычисления?

– Опять ты начнешь доказывать мне, что лампочку изобрел никакой не Эдисон. Лучше бы содержал лицо в чистоте, чтобы избавиться от прыщей.

– У меня от тебя голова раскалывается! Вот же зануда!

А мне нравилось покупать ей пирожные. Наблюдать за движениями ее рта, когда она их ест. Идти с ней, держа за руку, и читать интересный отрывок из книги. Я влюбился и был несчастлив. Что мог ей дать обыкновенный, скучный толстяк, провожающий ее до подъезда? Пресный хлеб своего нудного постоянства? Тогда я не понимал. Почему? Она не прерывала наши странные отношения и давала изредка себя провожать. Нечестно, думал я, подавать надежду и причинять боль другим. А она не желала объяснить. Ей даже это было скучно.

Насчет скучного толстяка – Настя ошибалась. Я много думал как доказать, что это не так. Когда, закончив школу с золотой медалью, пришла пора получать первый «взрослый» документ, в паспорте, на страничке, где ставится личная подпись владельца я, убрав ненужное «и», заменил звучным международным «Перл»… Так и расписываюсь до сих пор, как о напоминании о своей потенциальной гениальности. Тогда я мечтал лишь о том: вот окончу университет – обязательно стану гением! И Настя узнает, кем она пренебрегла!

После окончания журфака университета, два года я работал журналистом и фотографом в небольшой районной газете. Задания были соответствующими – побывать на празднике для пенсионеров в районном парке, отснять заявки на конкурс «Лучший балкон», взять интервью у человека, высадившего клумбу возле подъезда. Пока мама, работавшая секретарем директора в одном из академических институтов, используя связи своего шефа, не устроила меня журналистом на одном питерском телеканале. Эта работа подразумевала работу с большими объёмами информации, анализ баз и создание на основе точных, проверенных фактов новых материалов.

Я сразу почувствовал: это мое. Современная наука дарует нам поистине божественные возможности: мы можем выбирать, какой из эмбрионов родится на свет, какие древние виды возродятся из небытия и какие задачи будут делегированы роботам. И как изменится социальная структура человечества, когда мы начнем все это использовать. Любовь к новейшим разработкам, как вы уже поняли, у меня с детства. Я с увлечением занимался измерениями собственного тела. Уверяю вас, во всем Питере было не найти еще одного подростка, который с таким упоением читал последние достижения науки, фиксировал параметры и анализировал результаты измерений. Я жил одним сплошным, не имеющим ни начала, ни конца потоком информации. Думал о себе как о гении. Пусть моя гениальность пока выражается самым обычным образом, чаще всего в быту. Но это до поры до времени. Пока я не нашел достойную гения задачу.

Я считал эту должность ответственной и у меня все было разложено по полочкам. Рабочие цели сформулированы, разбиты на три группы и девять мотивированы личными устремлениями. Краткосрочная цель – рутинная, она редко менялась: оказаться лучшим в отделе за каждую неделю и по итогу месяца получить премию. Среднесрочная – успешно пройти ежегодную аттестацию, которая вот-вот на носу. Дальнесрочные цели – карьерные. До них нужно изучить методы экспертного опроса и получить знания по еще паре профильных дисциплин. После того как я самостоятельно проведу экспертный опрос по актуальной для города теме меня допустят к ассесменту на позицию редактора рубрики. Затем два-три года, и я попытаюсь замахнуться на должность начальника отдела аналитики. Конкуренция бешеная. Желающих подняться повыше по карьерной лестнице – половина сотрудников канала.

Тема опроса была «Что для вас удовольствие?» Ничего себе заданьице! Как интересно найти людей с ответом, что в его жизни есть удовольствие и вдобавок дать ему определение. Многие вообще не умеют жить в свое удовольствие – они не всегда понимают, чего хотят и что им приносит радость. Их этому не учили! Если сравнивать удовольствие с живописью: каждый из нас может взять в руки кисть и нечто изобразить. Но что у нас получится за картина? То же самое с счастьем: это ведь тоже искусство, но уровень мастерства у многих очень невысок.

С тех пор я отказался от всех своих увлечений и отдыха, с головой погрузившись в интернет, справочники и энциклопедии. Я не стал уделять внимание широко известному «индексу счастья», под которым подразумевался, простым языком, насколько страны, города и другие муниципальные образования заботятся о своих гражданах или насколько жители тех или иных регионов обеспечены счастьем. Так как пришел к выводу, что все эти индексы счастья нельзя считать корректными. Поскольку самому человеку мало что дает размер ВВП, который на него приходится, а его статус не сильно влияет на чувство благополучия. И чиновники и граждане, как бы красиво индекс не звучал, всегда отделяли одно от другого: простой отчет наверх на основе всего лишь одного вопроса – и сложная жизнь, которая идет своим чередом. У людей другие критерии удовлетворенности собственной жизнью. Это только на первый взгляд, счастье – это абстрактное и неосязаемое понятие. Но на самом деле его можно измерить.