Античный мир не знал сколь-нибудь развитой религиозной философии и литературы, открывавшей путь к теософии как форме общественного сознания и теологии как средства литературно-философского рефлексирующего творчества.

«Вот здесь он, молодец, хорошо завернул, – подумал я удовлетворенно. – А то еще немного, и можно было смело обвинять автора в покушении на устои. И чего ему в советские времена на эту тему не писалось?»

Иудаизм, а затем христианство, создали изощренную, самодовлеющую теологическую сферу интеллектуальной деятельности, и, как следствие, победил человек, взращенный в пеленах Яхве. Это уже в Новое Время теологии пришлось приспосабливаться к потоку научных открытий, в которых на месте Божьей воли оказывались закономерности эволюционирующей материи. Но в прежние время, до Коперника и Галилея, все сущностное описывалось фактами из Писания. Дело было за их трактованием и проникновением в глубины заключенной там мудрости. Если бы такой подход победил (как это произошло в иудаизме и исламе), человечество навсегда бы погрузилось в статику. Сугубо теологическому сознанию, подчиненному навсегда высказанному в своей самодостаточности Небесному Слову, не нужна экспериментальная наука с ее поиском нового и гиперкритицизмом, где Бог являл собой, сделавшего свое дело Творца, а на его место заступили ищущие истину люди (вспомним эпоху Возрождения).

Яхве был первым теологом и вынудил людей заняться теологией тоже. В ее рамках люди столкнулись с крайним вариантом нормативной этики, с многочисленными запретами и жестокими карами за их нарушение. Запреты у людей были всегда, но они были связаны с конкретными жизненными обстоятельствами. Даже из скудного описания быта семьи Авраама, Исаака, Иакова, их соседей видно, что в вопросах брачных отношений, полевых и домашних работ, взаимоотношений с соседями и т.д. люди исходили из естественных морально-нравственных норм. Яхве же стал вводить десятки искусственных предписаний: какую одежду носить, какую пищу принимать, как справлять праздники… А за отступление от этих запретов – кара… кара… кара. Яхве ввел понятие «нечистого» человека. Люди на всю жизнь попадали под перманентный психологический прессинг. Прожить жизнь, не согрешив, т.е. не нарушив один из Его запретов, было невозможно.

Карандаш: «Закон есть, пока жив грех! Нет греха – нет закона!»

Мне осталось умилиться такой точной «библейской» формулировке неизвестного мне оппонента. Уровень возражений все более склонял меня к сочинению Ивана.

Психологическая и интеллектуальная субстанция Человека («душа») оказывалась заключенной в жесткий каркас и должна была развиваться, подчиняясь его извивам. Для Человека это всегда было мучительным процессом, потому что его свободная природа (его «первородный грех») вступала в конфликт с искусственной запретительно-обрядовой жизнью, естество – с внешне данной Идеей. Так возникало духовное отчуждение, ставшее в философии одной из центральных тем. Внешнее поклонение сплошь и рядом стало вызывать внутреннее сопротивление. Собственно, в этом конфликте была заключена вся экзистенциальная парадигма европейской христианской культуры, начиная с Абеляра и далее через Ренессанс, протестантизм, Фейербаха, марксизм, Ницше к французскому экзистенциализму и прочая и прочая. То было многовековым движением по преодолению отчуждения Духа от Материи, которого не было в золотом веке эллинской культуры. Ведь в мифологии материя одухотворена, природа слита с божественным, а сам человек – с природой. Человек естественен, и его нагота не греховна, ибо природна, зато Яхве был крайне обеспокоен проблемой наготы тела и заповедовал целый свод правил о том, кто чего не должен видеть. Было запрещено ходить женщинам с непокрытой головой, открывать руки выше кисти и т.д., в итоге возник новый вид греха – вожделение того, что греховным быть не может по определению, ибо волосы или руки могут быть красивыми, но не относятся к деторождению (а запреты у людей, не знавших Яхве, касались прежде всего этих вопросов). Единый мир был расчленен на «грязную» материю во главе с «греховным» человеком и чистую, недосягаемую для смертного сферу Идеального. Гармония единства противоположного распадалась на самостоятельные антагонистические половины. Концепция смертного греха человека, посмевшего обрести свободу воли в Эдеме, завершила дело. Она проникла даже в Грецию и ту тоже охватил процесс расщепления, который можно охарактеризовать как первый кризис гуманизма в мировой истории – Платон отделил материю от идеального и противопоставил одно другому (что потом так понравилось христианским теологам). Бог закрепляет успех доктриной греховного. Прекрасная планета, аналогов которой найти в Космосе не удалось, превращалась в обитель греха, промежуточной станцией на пути к раю – подлинно прекрасному местопребыванию человека. Только мертвого. Истово верующие уходят в монастыри и запираются там подальше от земного в ожидании смерти как счастливого преобразования своего бытия в инобытие. Бог (казалось) одержал полную победу над человеком! Земное обернулось малоинтересным событием в жизни людей.