Даже при самом слабом свете сальной свечи Йора не получилось бы назвать красивым – плоское, невыразительное лицо, к тому же половину щеки занимало красное пятно, перечеркнувшее её ещё до рождения. Соседи говорили, что это будто бы оттого, что мать Йора, будучи на сносях, заходила в кузницу к мужу и глядела в горнило. Пламя опалило младенца в утробе, потому и осталось пятно. Некоторые шёпотом передавали сплетню, будто матери в огне привиделось нечто такое, отчего она стала бояться подходить даже к очагу в доме.

Всё это чушь, я точно знала – помогая обмывать её тело перед погребением, я обнаружила у неё на животе точно такое же пятно. Потомственная отметина, ничего больше. Но людям нужно что-то обсуждать долгими зимними вечерами.

Как бы то ни было, Йор оказался не просто отмечен, а ещё и слаб для кузнечного дела, хоть имел неплохие руки. Он предпочёл осваивать лодочное ремесло, и получалось у него неплохо. Однако из-за уродовавшей лицо отметины и привычки язвить не по делу даже к тридцати годам он не нашёл девушку, готовую пойти за него замуж. Поэтому и ко мне он приходил поработать – что ещё делать, если много досуга?

Приходил он всегда в разное время, по настроению. Иногда казалось, что он делал так нарочно, будто хотел застать врасплох во время какого-либо предосудительного занятия. Хотя, возможно, это подсказывала моя привычная осторожность. О, да, я стала очень осторожной в последние годы! Кажется, я вплотную подошла к тонкой грани, отделявшей рассудительность от безумия…

Йор подошёл к очагу, заглянул в котёл, жадно втягивая ноздрями пар:

- М-м-м… Угостишь?

- Наливай сам, сколько хочешь, - я перебирала травы, подвешенные в углу. – Порог треснул, нужно починить, да ты сам, наверное, видел. И дров нарубить, а то один хворост остался.

- Будет сделано, - усевшись с миской за стол, Йор быстро прикончил похлёбку. – Вкусно. Где мясо-то достала?

- Да так, повезло, - я растолкла несколько веточек сальвии и упаковала в мешочек.

«Лучше тебе не знать, что за мясо в котле», - думала я, с улыбкой наблюдая за тем, как парень выскребает миску.

За сутки над огнём всё разварилось так, что и не узнаешь. А там лишь нужное, полезное и к тому же похожее на настоящее мясо: сверчки, дождевые черви, лягушки, летучие мыши. Что поделать, если уже который год лето сырое, а скотины в хлевах всё меньше? Если не задумываться над тем, из чего блюдо, то вкус у похлёбки получался отменный, а мясо – оно всегда мясо.

Выдохнув, Йор отдал мне миску и развалился на лавке:

- Сейчас всё починю, только дай отдохнуть.

- Да не торопись, день длинный… - я продолжала возиться с травами.

- Не, мне вечером нужно за дровами для патера съездить. На всякий случай, завтра разоблачение будет на площади. Вдруг и вправду найдут, кто неурожай наслал? Придётся жечь. А дров мало. Может, два раза придётся ездить.

- В честь чего завтра-то?

- Так ведь новый охотник на ведьм приехал.

- Очередной мелкий мошенник?

- Не, похоже, этот серьёзный господин. Рассказывают, в одном городе аж двадцать ведьм за раз вывел на чистую воду. Всех сожгли!

- Значит, крупный мошенник. Ладно, ты пока чини порог, а я пойду за водой.

Выйдя за дверь, я направилась к речке. Ведро тянуло руку, хоть и было пустым. А тревожные мысли давили на виски…

Как наивны люди! Неужели убийство нескольких из них вернёт им хорошую погоду и даст урожай? Сейчас некоторые из них предвкушают завтрашний день, как новое развлечение, но не знают, что завтра, в то же самое время, будут корчиться на костре. Я не раз видела такое. Кто-то до конца будет отрицать ложное обвинение, кто-то сознается, да ещё и утянет за собой нескольких недругов, чтоб не зря пропадать. Никогда не знаешь, на что человек способен, пока огонь не лизнёт его тело.