То, что происходило между нами с тех пор, казалось мне естественнее того, что было до этого. Наша «недодружба» вызывала у меня еле уловимое раздражение, а теперь хотя бы все было определенно. Я вообще во всем предпочитала ясность. На публику могла (и даже иногда любила) играть любые роли, но внутренне всегда хотела быть уверена, что вижу и знаю вещи такими, какие они есть.

Думаю, Стасу крупно повезло наткнуться именно на меня (я, не питая себя иллюзиями относительно собственной исключительности, была уверена, что у него просто назрела необходимость «завести кого-то на стороне» и по чистой случайности это оказалась я), потому что я никогда не воспринимала амурную сферу жизни слишком серьезно. Другая бы извела его требованиями бросить Аллу и переехать к ней, но мне это было совершенно не нужно. К тому же, я только что начала жить одна, и это оказалось так приятно – прямо по мне, – что я не собиралась так быстро лишать себя этого удовольствия. Да и отношения мне были на самом деле не нужны.

В шестнадцать лет у меня был парень. Единственный – мне хватило. Ничего плохого о нем не скажу – он меня обожал. Провожал и встречал, заваливал цветами и подарками, во всем пытался мне угодить… Он мне нравился, но его всегда было слишком много. И я так и не смогла убедить его, что не стану менее счастливой от того, что хотя бы пару минут меня не будут целовать и засыпать комплиментами и признаниями. Если бы я позволила ему что-то большее, чем поцелуи (а такая мысль у меня иногда проскальзывала), он вообще не дал бы мне жить, задушил бы своими восторгами и нежностью. Все это было очень мило, но, увы, не по мне. Расстаться с этим воздыхателем мне удалось с огромным трудом, и с тех пор я всячески избегала отношений: для романтических я была слишком сентиментальна, для чисто сексуальных – слишком хорошо воспитана… тогда я так считала.

Для меня все произошло довольно естественно, пусть и неожиданно. Я ничего от этого не теряла (кроме невинности, но какой от нее прок в восемнадцать лет?) и сразу знала, что будет дальше. С ним никогда не будет неловко, он всегда будет казаться почему-то «своим», подпускать его к себе не будет обременительно, а отпускать – тяжело. Правда, одного я не предсказала. Обнаружив, что наши встречи становятся регулярными, я дала нашим «отношениям» (если это можно было так назвать) месяца три. А прошло уже четыре года…

Четыре года. Ни с одним парнем, в которого я была бы влюблена, я не протянула бы столько. С моей стороны все держалось как раз на равнодушии к Стасу как к парню плюс легкой симпатии к нему как к человеку и нежелании что–то менять. Мне все это было даже выгодно: когда я хотела «отмазаться» от назойливого ухажера или убедить знакомых, что у меня все хорошо, я с почти чистой совестью говорила, что у меня есть парень. В остальное же время (для меня самой) его не было, чему я была рада. Никаких ограничений, ничего лишнего, живешь себе в свое удовольствие. Что ни говори, а больше всего в жизни я всегда любила не бороться с собой и миром, а плыть по течению и наслаждаться простейшими человеческими радостями: вкусом еды, запахом цветов, приятными мелодиями…

Стаса я тоже устраивала: и как «жилетка», и, видимо, как девушка. Вероятно, он считал мое появление закономерным и болезненным следствием своих страданий, но наверняка в глубине души ему было приятно иметь кого–то «в запасе». Это хоть немного уравновешивало эгоизм Аллы. В общем и целом, все было довольно гармонично. Даже то, что мы были абсолютно разными людьми – что ж, не было соблазна искать друг в друге «половинку». Это обнажало суть вещей и делало отношения совершенно безопасными для меня.