– Но у нас и подружки для нее нет.

– Не вопрос! – Буднично махнул рукой Ольшанский. – Я буду за подружку.

Настроение у девушки явно стало лучше, она ускакала вперед, крича что-то об эфире через десять минут. Я схватила Ольшанского за рукав, резко разворачивая к себе.

– Ты во что меня только что втянул?

– Да не переживай ты так. Сейчас быстренько тебя замуж выдадим, и будешь свободна.

Я с ужасом смотрела на то, как он тащит меня к огромному стеклянному лифту, уходящему куда-то в небеса. Наверное, именно там и заключают браки. Высоко и конкретно на телевидении. Ну а где же еще?! В лифте с нами набилось еще несколько человек, и я оказалась прижатой к Ольшанскому вплотную. Чуть опустив голову, старалась не смотреть на него, учитывая то, что находилась я ровно на уровне его губ. Положение обязывало вести себя прилично, ругаться нельзя, каблуком ударить тоже, да и каблуков у меня не было. Упущение, но зато теперь я точно знаю, зачем они женщинам нужны: как средство самообороны. Оставалось только вести себя как порядочная женщина и вдыхать аромат его туалетной воды. А вот вода пахла про сногсшибательно. Угадать аромат было невозможно, не моего ценового диапазона эта амброзия. Но вкусно, черт возьми! И мысли навевает сразу такие романтические, что расслабляешься и начинаешь мечтать.

Вот на этой романтической ноте меня и вынесло из лифта вместе со всей толпой, туда погрузившейся. Ольшанский только успел схватить меня за руку и потащил в противоположную сторону.

– Пирожок мой дорогой! Нам совсем не туда. Там зрители, а мы с тобой будем сиять на голубом экране.

Мне не хотелось сиять, не хотелось на экране, тем более голубом. Я бы и в зрители не пошла, мне такое действо ни к чему. Все эти передачи про любовь, которая строится на обмане и естественнее играет тот, кому больше заплатили. И вот я буду играть в любовь, да еще и бесплатно. И самое худшее – с наглым бывшим одноклассником!

– Ваша комната! – Выскочила перед нами та самая девушка, одним движением нацепила на нас микрофоны и затолкала в комнатушку, размером с мою кладовку, в которой был только диван, кофейный столик и огромный телевизор.

– Это комната для любовных утех? – Я села на диван и попробовала на прочность. – Жестковат.

– Это комната для невест. – Ольшанский сел рядом и сложил руки на коленях. – Там ты смотришь, что говорит жених, здесь камера снимает, как реагируешь ты. Не забудь, что здесь все снимается.

– И в носу нельзя ковырять?

Ольшанский удивленно вскинул бровь.

– Не знал, что ты на такое способна.

– Я еще сморкаться могу.

– Подробности потом. – Он указал на правый низ экрана, где начался обратный отсчет с десяти.

– А что говорить-то? – поздно опомнилась я.

– Просто будь собой. – Мягко улыбнулся он.

Я тяжело вздохнула. Быть собой – точно не лучший вариант. Отсчет закончился, раздался противный писк и в студию вышли ведущие. Их я видела на экране, как и сейчас, но от ощущения, что скоро увижу их прямо рядом с собой, начинали трястись коленки. Поэтому, глядя на Ольшанского, сложила руки домиком и приняла вид приличной женщины, которая жаждет увидеть жениха.

Жених оказался мужчиной лет за сорок, ближе даже к пятидесяти, полноватый, но крепкий. По комплекции было видно, работяга. Такой и семью будет содержать, и в доме полочку прибьет, и всю семью на море отвезет на своей дребезжащей машине. Вот сегодня повезет кому-то! Я покосилась на Ольшанского. В таких передачах нужно говорить, а у меня рот к небу прилип. Зато Ольшанский показал на экран и выдал свою первую реплику:

– Хороший мужик, надежный.

Я улыбнулась, надо же поддерживать версию заждавшейся невесты. А жених тем временем продолжал.