Именно тогда.

Брат мужа отвозит меня в больницу. Мы минуем симпатичный кафетерий, который кажется маяком другой жизни. Счастливой, а не той, что висит на волоске. Здесь можно выпить кофе в картонном стаканчике и заказать круассан или бутерброд с сыром. Вместо этого мы поворачиваем к лифтам. И тут новая реальность сразу напоминает о себе. Громко и грубо бьются дверцы служебного лифта, на котором перевозят инвалидные коляски и каталки.

Я вздрагиваю от противного звука и непроизвольно наклоняюсь к Олегу. Он кладет ладонь на мою спину, но не произносит ни звука. И так всё ясно. Мы оба переживаем.

– Тут нужны бахилы, – Олег подает мне пачку и указывает на лавочки, которые стоят у входа в отделение. – Посиди пока тут, я поищу врача.

Он проходит внутрь, протискиваясь через узкую створку. Почему-то открыта только она, а широкая часть двери заблокирована. Я остаюсь ждать в коридоре, рассматривая то район новостроек в окне напротив, то медицинский персонал. Я упустила момент, когда в государственных клиниках произошла столь стремительная смена поколений. Вокруг мои ровесники в белых халатах – со страничками в соцсетях, модными прическами и свежими симпатичными лицами.

– Саша, – зовет Олег, когда я совершенно теряю счет времени. – Я всё узнал.

– Ты видел врача?

– Да, мы поговорили.

– И что он сказал?

– Всё намного лучше, чем он думал вчера. Врачи какого-то хера любят сгущать краски и готовить к самому худшему. – Олег проводит широкой ладонью по волосам. – Игоря только что перевели из реанимации.

– Боже, – с моих губ слетает облегченный выдох. – Так он в порядке?

– В относительном. У него перелом ключицы и сотрясение, но ничего критичного. Приехал человек Самсонова, они провели все обследования, и страшные диагнозы не подтвердились. Игорь, можно сказать, родился в рубашке, он потерял кровь из-за рассечения, но головой он приложился настолько удачно, насколько это вообще возможно.

– Это не смешно, Олег.

– Это нервное, прости.

– А к нему можно? Сейчас?

– Он может спать, но пойдем. Я узнал номер палаты. Он в платной, там только он.

Я киваю и машинально поправляю сбившиеся волосы. Вот это точно нервное. Я следую за Олегом, который берет на себя роль проводника. Он успел узнать не только номер палаты, но и направление. Он приводит нас к белой двери, которая вдруг открывается. Из палаты выходит медсестра в синей униформе.

– Здравствуйте, – заговаривает она тихим голосом. – Меня предупредили, что придут родственники.

Она придерживает дверь для нас и коротким кивком показывает, что мы можем проходить.

– Там есть кнопка. Если что-то понадобится, вызывайте. Но не задерживайтесь, ему сейчас нужен отдых.

Она говорит еще что-то, но я больше не могу стоять на пороге. Меня тянет канатами внутрь. Мне нужно увидеть лицо мужа, увидеть, в каком он состоянии и что с ним не случилось ничего непоправимого. Прошли какие-то сутки, а мне кажется, словно между вчера и сегодня пролегла вечность. Разлом из переживаний и страха.

– Игорь, – зову его на выдохе, но так тихо, что мой собственный пульс стучит в ушах намного громче.

Игорь лежит с закрытыми глазами в белом облаке больничных простыней и трубок. К нему подключены какие-то датчики, а вся левая сторона тела перебинтована. И он бледный. Изможденный, из-за чего не поворачивается язык сказать, что он спит. Нет, он приходит в себя. Копит силы после ужасного испытания.

– Милый, – мой голос все тем же неуверенным шепотом крадется к нему. – Ты меня не слышишь, но я здесь.

Как же я его люблю…

Сердце щемит, и кажется, что оно не может справиться со всеми эмоциями разом. Я подхожу к кровати Игоря и кладу ладони на ее высокие борты. Сжимаю их с силой, но потом все же не могу удержаться и дотрагиваюсь до длинных крепких пальцев мужа. Они не двигаются, хотя часть меня по-наивному ждет, что он вот-вот сожмет мою ладонь в ответ и согреет своим теплом. Ведь это такая мелочь… Сколько раз он так делал? Сотню? Больше? Я успела привыкнуть, а теперь оказывается, что это не мелочь, а ценность. То, что мне так нужно. То, чего я так жду.