Спорить я больше не стала. 

Беспокоит ли меня то, что муж ни разу не пришел ко мне в спальню? И да, и нет. Того, что было для меня неизбежно, я очень боялась, но как же было невыносимо ждать, пока оно наконец-то случится. Почему лорд Вейтворт не исполняет свой долг? Я ему неприятна? Он ожидал, что я буду красивее и моложе? У меня был всего лишь один портрет, и он никому не нравился, все утверждали, что в жизни я лучше, но, может, на нем я вышла полнее? Художник не справился с лицом, зато нарисовал мне пышную грудь, но не может же быть в этом дело? 

Летисия могла просветить меня, но спрашивать я не стала. Я не знала, что было за закрытыми дверями домов моих замужних сестер, а когда я попыталась расспросить об этом, меня оборвали невежливо, и не только мачеха, но и отец чуть не дал мне пощечину…

Беспокоит ли меня то, что лорд Вейтворт смотрит на меня как на вещь, доставшуюся ему по наследству, и которую он не знает, куда теперь деть? Да. Я предпочла бы, чтобы хоть свой долг жены я исполняла примерно. У меня словно нет места, вот это волнует сильнее всего.

Летисия подала мне теплую доху.

— Ну вот вы и готовы, миледи, — сказала она удовлетворенно. — Выглядите так, как должна выглядеть жена лорда-рыцаря. 

— А где же я буду жить? — улыбнулась я. — На постоялом дворе?

— При храме, — вот теперь я убедилась, что Летисия не всегда действует в моих интересах или действует так, как она их понимает. — Ни один оборотень не войдет в храм Ясных.

Все же провозились мы долго. Солнце клонилось к закату, почти задевая верхушки деревьев, а Филипп с озабоченным видом ходил вокруг кареты. Не той, на которой приехала я, ту отправили обратно сразу же, как только я вошла в храм, — этот экипаж был намного новее, тяжелее, и как я понимала, по такому снегу это минус… Но колеса его были больше, а ободы шире, и лошадей запряжено не две, а три. 

Поварята вынесли мой сундук. Весил он немало, и его водрузили позади кареты так, чтобы всем было видно: вот герб, такой же, как на двери экипажа, и это значит — леди Вейтворт не изгнана, а путешествует.

Из окна за нами наблюдал Маркус, а мужа я не увидела. 

— В добрый путь, — сказал Алоиз, но не мне, а Филиппу. Мне он лишь поклонился.

Белое, все белое, слегка тронутое серым налетом, — в солнечный день тени яркие, а сейчас словно призраки на снегу. Я смотрела в окно на дорогу, на лес, который был близко, а в лесу — та самая тропа, на которой нашли тело несчастного.

«В стороне от тракта» — так сказал полицейский. Я приехала в имение затемно, но заметила, что от дороги отходят несколько местных троп до небольших деревень. Заселены они были в основном в теплое время года — так крестьяне продавали себя на сезон королю, но кто-то оставался и на зимовку. В основном вольные, те, у кого было хозяйство и скот. И те, кому некуда было возвращаться.

Эти люди в куда большей опасности, чем я.

Мы въехали в лес, и вот тут я поняла, что путь наш не будет легким. Карета забуксовала, лошади дергали ее и ржали, Филипп ругался и бегал вокруг, потом постучал в дверь и попросил Летисию выйти. Мне он, конечно же, ничего не сказал.

Но Ясные создания были к нам милосердны. Или у Филиппа кончилось терпение, и он стегнул лошадей так, что они вырвали карету из плена. Меня сильно мотнуло, я даже ударилась головой, но, несмотря на боль от ушиба, была рада, что мы можем ехать дальше.

К тому же мне пришлось не морщиться, когда Летисия села в экипаж. Она могла проявить заботу, сейчас не особо уместную, а мне хотелось, чтобы меня никто не трогал до тех пор, пока мы не окажемся в селе среди людей.