– Да, спасибо, – ответила она.

Подошла наша очередь сдавать экзамен. Зашли, вытянули билеты. Сидим, готовимся. Майя начинает отвечать. Когда она закончила, преподаватель говорит:

– Что-то я не могу определиться, что ставить тебе, Майя, – удовлетворительно или хорошо. Давай сделаем так: пусть кто-то из аудитории задаст тебе вопрос по предмету, и если ты ответишь, то получаешь хорошо.

Конечно же, я сразу поднимаю руку и прошу объяснить принцип крепления «ласточкин хвост» – мы же только десять минут назад с ней это обсуждали. Майя отвечает, что она не знает, как выглядит это крепление… и вроде бы даже обиделась на меня.

Политэкономия социализма. Феерический предмет, в котором, по-моему, никто ничего не понимает, но идёт игра в серьёзность и важность данного предмета. А вот преподаватель – отличная женщина по фамилии Рыжова. Курит в перерывах вместе с нами, рассказывает анекдоты и смеётся над нашими, в общем – своя. По этому удивительному предмету организовали олимпиаду, и я, непонятно с какого перепуга, решил в ней участвовать. Списал все три вопроса из трёх у соседей: первый вопрос списал у очкарика справа от меня, второй у соседки слева, а третий, по-моему, и сам знал, но удостоверился, что прав, прочитав ответ соседки сзади. Сдали работы, и выяснилось, что мне опять повезло: я удачно списал ответы, оказавшиеся правильными, и в итоге попал в пятёрку лучших знатоков политэкономии социализма. Рыжова в связи с этим поставила мне экзамен автоматом. И вот в конце декабря у нас в группе экзамен по политэкономии социализма. Экзамен проходит в основном здании РПИ на Ленина, 1, это на площади Латышских стрелков. Прямо посередине площади стоит громадный (тринадцать метров в высоту) гранитный памятник – на высоченном постаменте плечом к плечу, спина к спине стоят три гигантских гранитных стрелка. Сидим в коридоре, ждём, когда Ира пойдёт сдавать. Вдруг в нашу аудиторию заходит проректор института и минут через пять выходит оттуда довольный. Вслед за ним в коридоре появляется наш преподаватель Рыжова и, увидев меня, говорит:

– Кадиш, как хорошо, что ты здесь. У тебя же автомат, тебе сдавать не надо, поэтому пойди возьми ведро с водой и швабру и иди помой памятник стрелкам. Дело в том, что завтра на площади какое-то важное мероприятие, а памятник весь расписан всякими «Маня + Саня» и ещё хуже. Приходил проректор и попросил помыть…

Я отвечаю, что всё понимаю и рад бы помочь, но не могу…

– Почему?

– Я здесь, чтобы за Иру волноваться, ей сейчас экзамен вам сдавать.

– Я буду за неё волноваться, иди спокойно, – гово-

рит она.

– Нет, вы так не сможете, я же на отлично волнуюсь! – говорю я, глядя ей в глаза.

– Всё поняла. Иди!

На улице холод, снег… Идиот с «дымящимся» ведром и шваброй вымыл памятник стрелкам, а Ира получила отлично.

Памятник Латышским стрелкам

Был у нас уникальный предмет – теория информатики, и преподавал её потрясающий тип с нашей кафедры автоматизированных систем управления (АСУ), назовём его Тупенков. Он был кандидатом каких-то наук, но удивительно тупым и без малейших просветов. Практические занятия проводились на весь поток, то есть на четыре группы ФАВТа: Прикладная математика, ЭВМ, АСУ и Автоматика и телемеханика. Контрольные проводились следующим образом. В огромную аудиторию – чаще всего в амфитеатр на Энергетическом факультете – по сигналу запускались студенты всех четырёх групп. На столах заранее были разложены «лицом вниз» листы с задачами. Все заходили и стояли каждый перед своим столом. Садились и открывали задачи только по общей команде. Если сел или перевернул листок самовольно – изгонялся из аудитории и считалось, что задачи, написанные на листке, ты не решил и теперь твой долг увеличивался вдвое, то есть если на листке было три задачи, а ты его открыл без команды, то теперь должен решить шесть. Если по итогам контрольной решил две из трёх, то твой долг становился – две задачи. Так продолжалось целый семестр. Конечно, мы не принимали во внимание этого идиота и его метод, но в декабре перед самым зачётом вдруг выяснилось, что у меня и у Джины огромный долг – больше двухсот задач у каждого. Понятно, что в такой ситуации сдать зачёт проблематично… Мы выяснили, когда у Тупенкова поздняя консультация. Пришли вдвоём к самому её завершению. Вечер, на улице зима, темно. Здание факультета уже практически пустое. На верхнем этаже в аудитории передние ряды столов были подготовлены для студентов, а на остальных были поставлены стулья ножками вверх (наверное, для облегчения работы приходящей поздно вечером уборщицы). Дождавшись, когда последний из студентов ушёл и Тупенков начал собирать свои вещи, мы вошли в аудиторию, молча подошли каждый к перевёрнутому стулу, отломали от него по деревянной ножке. Тупенков очень удивился, а мы направились к нему, постукивая деревянной ножкой по ладони левой руки и пристально глядя ему в глаза. Он на самом деле испугался и срывающимся голосом закричал: