И отключаюсь от реальности. Остается только пациент, его анамнез, анализы и я.

Миронову приходится делать операцию. Ничего критического у бедолаги оказался аппендицит. С этим могли справится в любой другой клинике и любой другой врач. Но мужчина настолько напуган прошлыми ошибками врачей, что теперь дует на воду, а еще после каждого посещения засыпает меня цветами.

Операция занимает сорок минут.

– Закончили. Ковалев, зашивай. Наблюдаем. Если, что звоните, – произношу на выходе из операционной.

– Вера Игоревна, я мог и сам его прооперировать, – сетует дежурный врач.

Он у нас относительно новенький, недавно перевелся из области.

– Я знаю, Сергей. В следующий раз так и сделаем. Сегодня просто особый случай.

– Понимаю, у меня тоже есть такой пациент…

Дальше я немного слушаю историю, Ковалева, пока не понимаю, что уже минуты три как потеряла нить в его рассказе и еле-еле держу глаза открытыми.

Усталость всегда наваливается как только я опускаю скальпель.

Попрощавшись с коллегами и дав последние рекомендации, иду к раздевалке. Карты я могу заполнить и дома. Пришлю потом медсестрам, они распределят по пациентам. А сейчас я буду спать. Иначе на семейном вечере у Рогова, просто упаду лицом в тарелку.

Зевнув, забрасываю на плечо сумку, выхожу из ординаторской и останавливаюсь.

– Черт, – шипит Шахов, потирая плечо.

Я слишком резко открыла дверь и впечатала ее в него. Он уже снял халат. И видимо как я направлялся к выходу

Никакого сожаления не испытываю.

– В следующий раз будьте аккуратнее, Тимур Юрьевич, – произношу холодно.

– Спасибо за заботу, Вера…

– Вера Игоревна.

Шахов приподнимает бровь и его губ касается легкая улыбка.

– Хорошо, Вера Игоревна. Как скаже…те.

Да он смеется надо мной! Я вижу этот блеск в его глубоких карих глаза.

– И это была не забота.

– А что же? – склоняет голову набок, с интересом меня разглядывая.

– Предупреждение.

– Ты изменилась, Вера. Стала более жесткой.

Шахов усмехается, приподнимая уголок губ. А у меня сердце ухает вниз. Красив как черт. Даже спустя пять лет…

– Спасибо, у меня был хороший учитель.

– Я не сказал, что это хорошо.

– А мне все равно, как вы считаете. Не забывайте о субординации, Тимур Юрьевич. Всего хорошего.

Вера

Я была настолько истощена физически, что, как только приехала домой и положила голову на подушку, сразу отключилась. Даже сны не видела – провалилась в беспамятство, как в черную дыру. Зато к вечеру, когда организм восполняет силы, тягостные мысли о Шахове начали атаковать мой мозг. Я даже поесть не могла – его до одури привлекательное лицо с пронзительными карими глазами и насмешливой улыбкой стояло перед глазами, так что кусок в горло не лез.

Я его ненавижу.

Какого черта он вернулся?

Снова и снова задаю себе этот вопрос. И вновь не нахожу ответа. Его таланту у нас в клинике тесно. Пять лет назад так было, а сейчас тем более. Это как если бы Мадонна решила петь у нас в ДК. Смешно. И нелепо.

О каких там изменениях говорил Минаев?

Вспомнив об утреннем собрании, на котором учредитель должен был озвучить новости, лезу за телефоном в сумку. Я все пропустила, но по рабочим чатам уже наверняка разнесли информацию.

Так и есть.

В груди словно надувается воздушный шарик, когда я читаю, что Тимур Юрьевич Шахов с сегодняшнего дня главный врач сети клиник. У него теперь место в совете директоров – понятно, чем Минаев заманил его обратно. Власть и деньги. Нет, не так. Много власти и много денег. Это бизнес. И очень хороший.

Отбросив мобильный, прячу лицо в ладонях.

Он теперь мой начальник.

Останется в городе.

Буду видеть его каждый день.

…Уволиться?