– Кажется, мне сейчас станет плохо, – булькнула я и сглотнула вязкую слюну. Короче, вся моя храбрость куда-то подевалась. Какой дурак по осколкам ходит? Уж точно умной меня не назовёшь…
– Потерпи, – поднял Орангутан лицо и посмотрел мне в глаза. – Там фигня вопрос: два неглубоких пореза, я их уже обработал, и осколок торчит. Секунда дела. Я тебя держу, но лучше не дёргайся.
– Я буду кричать, – честно предупредила я.
– Да ори, сколько душе влезет, – щедро разрешил он и одним движением вогнал пинцет чуть повыше пятки. Ну, мне так показалось. Потому что боль была адская. Я визжала, словно меня режут.
– Ну, всё, всё, – крепко держал он мою ногу, хоть я попыталась и вырваться и ударить его, и поливал рану спиртом. Или чем-то ещё забористым – жгло немилосердно.
Затем он ногу забинтовал – умело так, споро, а затем снова взял меня на руки.
– Ты это. Отдохни, что ли. А я приготовлю что-нибудь. Голодная?
В животе согласно завыло. Я ж с вечера ничего не ела. А уже как бы пора. В тот момент я напрочь забыла, что девчонки меня завтраком кормили.
– Значит, голодная, – правильно понял Орангутан вой моего организма и почему-то обрадовался.
Он осторожно сгрузил меня на кровать и заботливо укрыл одеялом.
– Ты поспи пока, ладно? А я сейчас всё уберу здесь. Не прыгай, как коза. Осколки – штука плохая. Я тебе тапочки дам, не ходи босиком, договорились?
Оттого, что он относился ко мне по-человечески, я почувствовала себя свиньёй. С другой стороны, может, и неплохо это я придумала – танцы на осколках кричащего безвкусия, коим вся эта помпезная квартира грешила на все тысячу баллов.
Ну, не то, чтобы всё плохо… Но стиля, вкуса, креатива, тепла тут явно пожалели.
Орангутан явился с пылесосом. Навороченным таким, крутым. Правда, я в них не разбиралась. Вообще чуть глаза на лоб не полезли, когда он вначале крупные осколки веником в совок смёл, а затем этим агрегатом всю комнату проутюжил. Сам. Без помощи прислуги.
В этом месте мои заклёпки дружно покинули голову. Я на такое не способна. Меня не для того холили и лелеяли, чтобы я с пылесосом в руках трудилась!
Пока Ваня удалился, я лихорадочно стащила с себя остатки колготок и задумалась о горькой своей судьбе. Нужно срочно правильно проставить приоритеты, чтобы этот обезьяно никаких планов на меня не строил. Точки над «і» точно не помешают.
В какой-то момент я вырубилась – отключилась, как кукла, у которой батарейки сели, но спала недолго: мне со страшной силой захотелось в туалет.
Тапочек, естественно, этот деятель не принёс, хоть и обещал. Я с опаской опустила ноги на пол. Чисто. И нигде ничего не блестит. Попробую добраться до уборной как-нибудь.
Собственно, почти не больно. Так, мелкое досадное нытьё, но это то, что можно и потерпеть. Проскользнуть незаметно не удалось.
– Ты зачем встала? – выскочило это недоразумение из кухни. Грозный такой, руки на груди сложил, брови нахмурил. – И опять босиком.
– А ты так и принёс тапки! – огрызнулась я. – А мне… надо! – выпалила на одном дыхании и позорно скрылась в уборной.
Вот за что я терпеть не могу эти квартиры. Никакого уединения! И пусть тут хоть конём можно ходить и до потолка не доплюнешь. Зато на глазах мужчины приходится в туалет маршировать. Нет, на такое я не подписывалась!
Щёки горели, я чувствовала себя в некотором роде униженной.
– Обед почти готов, – ну, я и не сомневалась, что понятие такта у таких, как Орангутан, отсутствовало напрочь. Я молча отправилась в ванную. Руки помыть и умыться. И отойти от вот этого всего. – А тапочки… я тут вдруг понял, что на твои махонькие ножки ничего нет. А мои тебе вряд ли подойдут.