Бабушку мучила бессонница. Она пыталась читать роман, потом считать овец, потом медитировать, представляя себя замшелым валуном, слушающим дождь где-то на Тибете. Всё было напрасно: сон не шёл. Вместо него в голове крутилась карусель из мыслей о неизвестном ей Джонатане. Ба накрыло липкое ощущение безысходности и страха, потому что сегодня она осознала: проблема с конём совсем не маленькая, как ей казалось раньше. Это – огромная проблема. Бабушку беспокоила Саша. И мама тоже. И было больно за них обеих. И совершенно непонятно: что с этим делать?

Мама тоже не спала. Но, в отличие от Саши и Ба, она плакала. Уткнувшись лицом в мокрую подушку, она позволила себе быть слабой и сентиментальной. Быть собой.

Она не могла не продать Джонатана – его содержание требовало огромных денег, которых не было. Последние два года всё это оплачивала Полина, условно арендуя Джонатана. Но теперь ситуация изменилась.

Мама не хотела работать на коня, разве это не понятно? Она сделает всё, чтобы оплатить учёбу Саши и бабушкино лечение. Но вкалывать с утра до вечера ради постоя и тренировок какого-то Джонатана! Нет уж, увольте!

У мамы сейчас не было повода лицемерить, поэтому можно было честно признаться самой себе: она хочет избавиться от Джонатана. Она не любит его. И даже больше – ненавидит. Все два года со дня пожара её мучили вопросы: что, если бы в тот вечер Егор не вернулся на конюшню? Если бы он вообще не купил Джонатана? Если бы он увлекался не конями, а чем-то другим – скалолазанием, шахматами, серфингом?

Получалось, если бы Джонатана не существовало, всё было бы по-другому. У мамы был бы любимый муж. У Саши – отец и нормальная семья. Они ходили бы в гости по выходным. Ездили в путешествия на каникулы. Ссорились иногда. И мирились. И мама не лежала бы сейчас одна в постели, не рыдала бы в подушку… Они все были бы счастливы, как когда-то, если б не этот чёртов конь! «Сколько можно существовать в сослагательном наклонении? Бы. Бы. Бы, – думала мама. – Надо продать Джонатана и начать новую жизнь. Сашке будет трудно. Но потом она поймёт. Другого выхода просто нет».

…Саша сама удивлялась, насколько легко у неё получалось отшивать покупателей.

– Когда седлать будете, подпругу не перетягивайте, – деловито говорила она. – У него бывают потёртости мокрые.

– Лишай, что ли? Или аллергия?

– Не знаю точно, как называется. Но ему мазь помогает. В круглой банке такая, знаете? Дорогая.

Покупатель пропадал.

– Вы для ребёнка его берёте или для себя? – держа Джонатана под уздцы, спрашивала она тучную тётку, пока та усаживалась в седло.

– Для себя, – пыхтела тётка. – А какая разница?

– У него с передней правой ногой проблемы…

– Какие?! – вскидывалась тётка.

– Не вывозит взрослых по весу. Начинает припадать. Но под ребёнком хорошо ходит! И капельницы ему – если что – отлично помогают!

Прорысив пару кругов по манежу, тётка слезла с Джонатана, и больше её не видели.

– А ваш сын давно конкуром занимается? – спрашивала Саша мужчину, который пристально следил за Джонатаном и мальчиком, сидящим на нём.

– Около года, а что?

– Он умеет группироваться? Ну, знаете, когда конь высаживает перед препятствием. Чтобы падать правильно.

– Нормальные кони не высаживают! Даже вывозят иногда!

– От характера зависит.

– А что с характером? У этого? Как его. Джонатана?

– Он сложный. Задними отбивает. И громких звуков боится. Несёт.

– Гоша! – звал папа сына. – Всё, хватит, слезай! Нам ещё двух посмотреть надо!

Мучил ли Сашу стыд оттого, что она обманывала маму? Нет. Она боролась, как могла, за того, кто был ей дорог. Но, конечно, она видела – с каждым исчезнувшим покупателем мама становилась всё мрачнее. Саша старалась скрыть, что с каждым отказом от покупки Джонатана она, наоборот, становилась всё сильнее, всё больше верила в себя. В то, что она сможет защитить Джоника. Спасти его.