— Так… по работе отвечал, — вздохнув, небрежно бросил.

Странно... на него не похожи такие общие ничего не прояснявшие ответы и нежелание рассказывать о своих делах…

— Нашел приличное место?

— Да, иду на собеседование.

Еще только восемь. Не рановато ли?

Парень поспешно выскользнул в прихожую. Щедро окатил себя одеколоном и  выскочил из квартиры. Я в недоумении пожала плечами и заварила крепкий кофе, чтобы наконец-то ожить, зависла у окна, потягивая горячий напиток и пялясь на серый осенний двор.

Женя пересек площадку и остановился у подъезда соседнего дома, оглянулся на наши окна, и я почему-то не помахала ему рукой, а спряталась за шторой. Мой парень нажал кнопку домофона, ему открыли дверь, и он скрылся в подъезде.

Поставила кружку с кофе на стол и направилась за мобильным.

— Жень, — делала вид, что ничего не знаю, — а ты уже где?

— К остановке почти подошел, — как ни в чем небывало ответил мне.

Нормально, конечно…

— Что за работа хоть, расскажи? Убежал, даже не поцеловал на прощанье и не сказал ничего… — продолжала я беспечно.

— Натусь, автобус подошел, пока-пока! Целую! До вечера!

Вот врун! Дымясь от злости, собралась в издательство и выскочила на улицу, словно фурия. Ох, как меня все бесило! Зато утреннюю хандру как рукой сняло. Натянула капюшон с меховой опушкой и быстро пошла по асфальту, разбрызгивая грязные лужи.

***

— Василькова, ну что там с компроматом? — уже по традиции вместо приветствия спросила Катерина.

— В процессе, — резко ответила, — меня не трогать!

Разделась, повесила парку на одиноко стоявшую в углу металлическую вешалку, уселась в свое рабочее кресло.

Сегодня нужно доработать статью об этих чертовых садоводах. Как морковки большие они там выращивают. Глянцевое модное издание, а темы порой — дикая жуть. Хотя чему я удивляюсь? Все в стиле Валентина Петровича. Шлепнула ладонь на лоб, упершись локтем в столешницу, уставилась в монитор, бездумно пробегая глазами по строчкам статьи. А в голове только Женькин финт ушами.

— Я в магазин, тебе что-нибудь взять? — осторожно спросила Катя спустя пару часов.

— Нет, — буркнула раздраженно.

— Ну ладно… — дернула плечом коллега, нацепила коричневый пуховичок и засеменила к выходу.

Мы остались вдвоем с Леной в стеклянном коробе кабинета. Я все еще мучила статью, меняла слова и фразы так и этак, не обращая внимания на движуху в издательстве, но яркое красное пятно все же привлекло мое внимание. Оно двигалось в унисон с моим взглядом справа налево и обратно, и сначала я подумала, что от напряжения в глазах лопнули капилляры — со всеми событиями вчерашнего вечера и сегодняшнего утра я бы не удивилась. Но когда оторвала глаза от монитора и тряхнула головой, красное пятно перестало петлять по издательству и двигалось прямо на меня.

Ростовые кроваво-алые розы. Рот открылся от такой красоты. Но потом я его захлопнула и сжала губы — за двумя бугаями, несшими этот букетище-монстр, шел Ланской собственной персоной. Он смотрел прямо на меня, без улыбки, но лицо его было спокойно, а ледяной взгляд подтаял и потемнел, как сугроб по весне.

— Твой шпарит, — шепнула Ленка.

И в следующее мгновение делегация вошла в кабинет. Я уже готова была встать навстречу Андрею — его потеплевший взгляд — невиданная роскошь — и букет подкупали. Но мужчины подошли к Лене, и Ланской медовым голосом пропел ей соловьем:

— Роскошные цветы для роскошной женщины, — взял ее руку и приник к ней долгим трепетным поцелуем.

— Ох… — растерялась коллега, быстро взглянула на меня и непонимающе захлопала ресницами.

Какая неожиданная любовь!

Я прижала задницу к стулу и с силой стиснула подлокотники кресла, слыша скрип не то несчастного пластика, не то своих зубов.