Могу я стать, как Келль, начальником большим.
Стиляга-парень в очереди к тому столу последним был,
И, хотя не выговаривал «маркшейдер» слово, но встал за ним.
Стоя в очереди и назвав себя,
Того модника, как звать, спросил.
«Валентин», – в ответ услышал я,
И оказалось, что из Воркуты он родом был.
«А почему ты выбрал этот факультет?» —
Задал Валентину снова я вопрос.
«А мне восемнадцати еще нет лет,
А это значит, что до других я не дорос».
Осмотрел я очередь от нас и до стола,
Разношерстною оказалась вся она:
С десяток девушек стояло и парней десятка два,
Показались они старше нас, молокососы только он да я.
Позже, перезнакомившись, от них узнали,
Что многие из тех парней послужить в армии успели,
А другим с шахт и рудников направление дали,
И (не то что я) льготы на поступление они все имели.
Очередь медленно, но все же двигалась вперед,
Прошло часа четыре – перед тем столом и я стоял.
Документы передать комиссии настал и мой черед.
Меня увидев и кивнув, профессор их с улыбкой взял.
А его помощница меня спросила: «Вы комсомолец или нет?» —
«Конечно да!» – той девушке мой гордый был ответ.
А как вступал в него, стояло у меня перед глазами,
И получилось это не с первого, а лишь со второго раза.
3
Как я стал комсомольцем
Однажды, когда уже учился в классе я восьмом,
К нам зашел на любимый мною географии урок
Комсомольский наш вожак и торжественно сказал нам он:
«Комсомольцами пора вам стать, а быть пионерами закончен срок».
А в то время вся страна готовилась встречать
Девяностолетие со дня рождения Ильича,
И вступление наше в комсомол было приурочено к этой дате,
Как партия велела – идейно выдержанно и кстати.
И вот наступил 1960 год и 22 апреля день.
Выборг. Наш в райкоме комсомола весь почти что класс.
Какой-то кабинет. Туда то и дело открывалась дверь,
И девушка-блондинка поочередно приглашала нас.
Минут через пять дверь снова открывалась,
И бывший пионер выходил со значком комсомола на груди,
А когда передо мной пионеров уж больше не осталось,
Отворилась дверь и пригласили в кабинет меня войти.
Зашел я в кабинет и посредине встал.
Мне солнца яркий луч в глаза ударил из окна.
Дорожка красная там – через весь почти что зал
До большого Т-образного стола вела она.
За ним – члены комиссии райкома
С нагрудными значками комсомола,
А девушка, которая меня сопровождала,
Характеристику мою из школы зачитала.
Выслушав ее, вопросы задавать мне стали.
И первым был: «Когда родился Ульянов (Ленин)?»
Ну и вопрос! В этот день нас в комсомол ведь принимали!
«Сегодня! Но нет, девяносто лет назад», – нахально им ответил.
«Какую книгу ты читаешь и про что она?» —
От дамы, сидевшей с краю, был следующий вопрос.
«Максима Горького „Жизнь Клима Самгина” —
Про революционера поневоле, до которого он так и не дорос».
«А теперь ты вот что нам скажи:
Веруешь ли в Бога или кто в твоей семье,
И загробная на свете есть ли жизнь?» —
От сидящего в торце вопрос уж третий задан мне.
«Я пионер и с давним стажем,
И сей вопрос Ваш оскорбляет меня даже.
Конечно, нет, но и скрывать не буду перед вами,
Что в Бога веруют мои и бабушка, и мама».
А тот в торце ответом не совсем доволен был
И, с комиссией пошептавшись, вопрос мне вновь задал:
«Ты пионер и атеист, почему ты их не переубедил?»
А я пожал плечами и отвечать не стал.
А он вопросы задавать мне продолжал:
«Из трудов Ленина ты что-нибудь читал?
И хорошо ли знаешь комсомола ты устав?»
А я как бы оглох, вошел в ступор и молчал.
Но слова комиссии все же доходят до меня:
«Сегодня в комсомол не можем мы принять тебя,
Устав хорошенько изучив и книгу Ленина прочтя
„Материализм и эмпириокритицизм”,
Вновь приходи», – вдогон услышал я.