К поэзии, к их зарисовкам.
Лишь через полвека друзьям показал
Рифмованных строчек попытки.
Хвалили. Видать, не напрасно дерзал:
Поднять за героя напитки!
Вот так и осталось – шутить и жалеть:
Ах, сколько ещё не доделал!
Не ной-ка, ведь некуда больше взрослеть:
Уж выросли дело и тело.
Письмо папе в Смоленск
Мысль заметалась, оголтелая,
Сорвав покровы бытия.
Скользит, как сказка неумелая,
В которой только Я и я.
Где перепутаны страницы
Моей судьбы и ворожбы.
Где, словно спугнутые птицы,
Мерцают вестники судьбы.
Где посещает первознание
Сквозь даль космических глубин.
Или вещает мне изгнание?
Иль о несбывшемся трубит?
И вдруг, сойдя походкой лёгкою,
Звенит настойчивый мотив:
Звезда далёкая-далёкая
Мне путь в поэзию мостит.
Переполняет вдохновение.
Не ты ль послал его, отец?
Сойди, заоблачное пение,
В мой недостроенный дворец.
Я столько лет тебя вынашивал,
Давно во мне зачатый стих,
А ты – ни нашему, ни вашему…
Вдруг побарахтался – и стих.
Так заскорузлое мечтание,
Найдя в душе запретный плод,
Подарит давнее предание,
Как утопающему – плот.
И, унося далёко разум,
Вдруг спотыкнётся на ходу…
Не смог я всё-таки ни разу
Найти заветную звезду!
…Усталый путник иль ленивый
Не воспарит вослед мечте.
Вдали мерцающие нивы
Не те, не те, не те, не те.
Нашей памяти луч
Заскучал я по родине, где давно уже не был,
Вспоминаю далёкие молодые года…
Днепр весенний, смоленское небо.
Той счастливой поры не вернуть никогда.
И влюблённость наивную, и успехи спортивные,
Покорённые шахматы и мечты на бегу.
И Твардовского строчки, разящие, дивные —
Символ целой эпохи я забыть не могу.
В центре города парк, мной любимое Блонье,
Где встречаю друзей: два Валерки, Эмиль.
Кругоход и мечты о Париже, Болонье,
Намотали мы здесь, верно, с тысячу миль.
А рыбалка в Дубровенке, домик Тольки Дроздова
И ночёвка в холодном осеннем стогу.
Да особенно звонкий закат тот багровый
И тебя, замерзавшую, в сердце я берегу.
Промелькнул я недавно по памятным улицам:
Нет совсем Старо-Рославльской, ни домов, ни садов.
Срыты старые дворики, здесь громады сутулятся,
И от яблонь и слив не осталось следов.
Нет тропинки, которая по оврагу зелёному
Каждый день приводила на свиданье в твой дом.
Где сирень под окном, где глазами влюблёнными
Я, бывало, высматривал тень в окошке с трудом.
Иль насвистывал арии, притулившись к сараю.
Ты едва ли их слышала. Ну, да что за беда.
Ты сегодня со мной. Каждый сам выбирает:
На три дня, на полвека, повезёт – навсегда!
Мы с тобою состарились. И скандалим, и спорим.
Пустяковые поводы: что на холод надеть,
Позабыл мусор выкинуть, не отдал книжку Боре,
И куда и откуда на ошибку глядеть.
Оба честно и искренне мы хотим в доме мира,
Но, увы, темперамент двух горячих кровей
Не умеет делить даже общих кумиров,
Если вдруг спичкой вспыхнули – понеслось вдруг, ой-вей!
Всё, конечно, проходит. Ты, как прежде, заботлива,
Я стараюсь кухарить. Стал готовить борщи.
Но моё настроение – то приливы, то отливы —
Мне мешают писать. Будь добра, не взыщи.
Даже этот сюжет я писал всю неделю.
Знаешь, что подтолкнуло? Фото, где мы вдвоём
На днепровском мосту на собор наш глядели,
Молодые, весёлые. Ну, вот-вот запоём.
Их, конечно же, много, тех счастливых мгновений,
Вспоминай их почаще – это к радости ключ.
Нам её не хватает золотых дуновений.
Пусть почаще нас греет нашей памяти луч.
Что-то я разбежался, а ведь просто подарок
Мне хотелось придумать в этот праздник весны.
Но ведь мы же богаты тем божественным даром,
Что зовётся Любовь, не имеет цены.
Плата
Неспетых песен ритм тревожит душу,
Стреножена газетных знаний рысь.
На цыпочках, молчанья не нарушив,
За словом сокровенным прокрадись.
Прислушайся: со скрипом заржавелым