Пиня назначил мне место встречи в Беэр-Шеве. Там в 8 утра, у комфортабельного автобуса, он сам встречал горожан, которые изъявили желание работать в его трудовом коллективе. На завод с Пиней отправились 42 претендента. Здесь ответственный за технику безопасности служащий провел общий для нас вводный инструктаж. После этого он вычитывал из списка фамилии пяти-семи человек и исчезал с ними в находившемся рядом производственном корпусе.

Я и здесь не в шутку разволновался, потому что в конце остался один в опустевшем помещении. Мне казалось, что и здесь окажется камнем преткновения мой предпенсионный возраст. Но в этот раз служащий вернулся и за мной. В пути он разъяснял мне назначение цехов, чрез которые мы проходили. В ниточном и прядильном цехах кондиционеры нагнетали приятную прохладу. За то станки здесь гремели невыносимо. В красильном цехе было тише, но очень жарко.

– А это «ашпара», – сказал мне служащий, когда мы вошли в просторное помещение.

Здесь оказалось не настолько шумно, сколько жарко. Над крупногабаритными станками каждый раз появлялись белые облака пара, которые разгоняли мощные вентиляторы. Они были закреплены на трубчатых фермах под высоким потолком. У станка, который парил особенно сильно, меня представили немолодому сухощавому мужчине. Он опирался на руль велосипеда и всматривался в ткань, которая быстро перемещалась по слабо подсвеченному экрану. К нему было приковано и внимание энергичного молодого человека в форменной рабочей одежде. Ему что-то беспрерывно втолковывал мужчина у велосипеда.

– Давид, – обратился к нему служащий – побеседуй с человеком, которого я привел.

«Ашпара», в переводе с иврита, означает «улучшение, усовершенствование». Давид являлся начальником этого цеха. Здесь производили окончательную отделку тканей. Станок, у которого я увидел Давида, выполнял финишную операцию. После нее ткань отправляли на приемку контролерам склада готовой продукции. Давид рассказывал мне это уже в своем маленьком кабинете.

– Я хотел бы видеть за этим станком, – сказал он, – серьезного и ответственного человека именно твоего возраста. Но он должен не только нажимать на кнопки запуска и остановки машины. Главная задача оператора – уметь обнаружить на бегущей по экрану ткани даже точечного размера дефект, не говоря о полосах и пятнах в случаях неравномерной окраски.

Из той же беседы я понял, что при обнаружении таких явлений, надо остановить станок и доложить сменному мастеру. Давиду было известно о моей работе на швейной фабрике до приезда в Израиль из разговора с Пини. Мне он еще посоветовал обратить особое внимание на важность понятия «честь заводской марки». Она была слишком дорога для коллектива, который уже не первое десятилетие поставляет около 90% своей продукции (шерстяные и джинсовые ткани) очень авторитетным оптовым фирмам Западной Европы.

Будильник отныне поднимал меня с постели ровно в полпятого утра. Через 20 минут я уже ожидал прибытия заводского автобуса на условленной остановке. Она находилась в трех минутах ходьбы места моего проживания. Остальных моих сотрудников водитель автобуса подбирал еще в нескольких микрорайонах города. Ровно в шесть мои глаза прикипали к экрану с бежавшей по нему тканью. На протяжении первой недели моим наставником являлся молодой человек, который раскачивался у экрана в день моего появления на заводе.

Он был вольнонаемным рабочим из Чили. Отвечать на мои вопросы он не хотел, ссылаясь на незнание иврита. Чилиец находился в Израиле всего четыре месяца.

К счастью, об обучении новичков позаботилась заводская администрация. У нас в цехе она это поручила служащему Леониду, мужчине среднего роста с коротко остриженной бородкой. Он разговаривал по-русски и являлся ответственным за изготовление образцов новых тканей. Меня приятно удивляло его умение самостоятельно настраивать станки для обработки 10-12 метровых лоскутов своих образцов. В моих глазах это была вершина профессионального мастерства.