– Мама, – сказала старшая дочь. – не обращай внимание. – затем добавила. – Мы любим нашу мамулю, и крепко обняли ее все трое.

Женщина ответила:

– Я вас тоже люблю. – затем она сказала. – Идите вниз, а я пока у себя оденусь.

– Хорошо. – заверила ее старшая дочь. – Конечно. – и все трое побежали вниз, а женщина пошла в свою комнату. Тут она снова услышала женский голос:

– Не забудьте Дина, сегодня к нам гости пожалуют, – затем добавила, словно напоминая ей о ее забывчивости. – так что дома быть, ясно.

Дина пробурчала:

– Да пошли Вы…

– Что там ляпаешь? – голос был грозный и недовольный. – Быть дома. – грозно сказала она и добавила. – Ясно.

Дина бросила:

– Ясно, ясно. – она вошла в свою комнату и захлопнула за собой дверь.

Стоявшая внизу женщина, которая накрывала на стол, коса посмотрела коса на дверь Дины, и затем продолжила накрывать на стол.

Итак, Дина вошла в свою комнату. Она осмотрелась, и, увидев стоя́щий у одной стены гардероб, подошла к нему. Открыв одну из дверей, Дина увидела полон гардероб новых платьев. Дина выбрала одно из них и положила на стоя́щий неподалеку кресло. Затем она подошла к другой части гардероба, и открыв дверь, выдвинула ящик и взяла из него нижнее белье. Она сняла ночную рубашку, и, надев нижнее белье, увидела лежащий на диване женский халат. Она посмотрела сначала на выбранное ей платье, затем на домашний халат, задумалась.

И вот, дверь открылась и из комнаты вышла Дина. На ней было надето обтягивающее красивое платье серебристого цвета, подчёркивающее ее стройную фигуру. На ногах были надеты колготки и аккуратные туфельки на высоком каблуке. Волосы были распущены. Гордым непринужденным шагом она спустилась по лестнице на первый этаж, и увидев женщину, которая, очевидно, невыносима ее, поинтересовалась:

– Ну, как я выгляжу?

Женщина посмотрела на Дину и небрежно бросила:

– Опять гулять собираешься? – затем она добавила. – Когда же наконец моя дочь за ум возьмется? – затем она взмолилась. – О боже, когда?

Дина с явным язвительным тоном, отпарила:

– А может быть, мне нравится такая жизнь. – затем она утвердила. – Жизнь, которую я себе сама выбрала.

Мать посчитала слова своей дочери за оскорбление в ее адрес. Дело в том, что мать Дины была женщиной рациональной. Она смотрела на жизнь под своим углом – точки зрение. Прожившая всю свою сознательную жизнь в СССР, она знала, что если не придерживаться каноном партии и вообще жизненных устроив общества, коих в мире насчитывается много множество, то и жизнь не проживешь. Погибнешь, не начав жизненный путь. Сейчас, когда я пишу эту историю, она была в бальзаковском возрасте. Она была рослая женщина с когда-то пышными формами своего тело. И хоть сейчас она была в бальзаковском возрасте, она еще не теряла свою сексуальность и сексапильность. У нее было немного кругловатое лицо, вьющиеся длинные волосы, голубые глаза, маленькие красивые губки. Ее грудь хоть уже не была той красивой грудью, которую она была в двадцать – тридцать лет, она не потеряла свою привлекательности и сексуальности. Хотя не исключено, что ее размер D, был сделан искусно; до здравствует силикон, а может быть все свое. Кто знает, кто знает, кто знает. Ее руки были не рабочие, они никогда не держали в своих пальцах, вещь тяжелее чем авторучка. Сегодня, отпустив свою прислугу, она была вынуждена накрыть на стол сама, и это у нее неплохо получалось. Дело в том, что сегодня к ней должна была прийти ее подруга, Клавдия Ивановна Мщэртц, с которой она проработала в ЦК много, много, много лет. Но об этом позже, а сейчас пора познакомиться с этой женщиной, которая ждала в гости свою подругу по партии. Звали эту женщину. Ядвига Самуиловна Штерн.