Дмитрий заинтересована спрашивал:

– Какое?

Пелагея отвечала:

– Проклятие, ниспосланное им свыше.

– Проклятие?

– Оно.

– Какое проклятие?

– Проклятие женщины. – пояснила Пелагея. – Оно и привело эту семью к трагическому финалу.

Дмитрий попросил:

– Расскажите о проклятии.

Пелагея спрашивала:

– Зачем?

– Интересно.

Пелагея отвечала:

– Я не могу, это секрет.

– Секрет? – удивился Дмитрий. – Секрет – это когда секрет остается секретом, а Вы уже обмолвились им. – затем он пояснил. Сказав, что секрет это есть наложенное проклятие на семью Мщэртц.

– Я вижу, что Вы не так просты, как могло бы показаться, на первый взгляд.

– Ну что Вы, – сыронизировал Дмитрий. – какой я к черту непрост, вот я, – легко кинул он. – весь я здесь.

В его голосе звучали нотки иронии. Он хотел, чтобы Пелагея рассказала ему о проклятии и был рад тому, что Пелагея понимала, что рассказывать о проклятии не целесообразно в данный момент. Это вообще личное. Но раз уже оно дало свое плоды, то почему бы и нет? Ведь чужие секреты так сладки, а свои горьки.

– Что ж, – решила Пелагея. – дело Ваше. – тяжело вздохнула она. – Но пообещайте мне унести эту тайну в могилу.

– Обещаю. – ответил с ехидной улыбкой Дмитрий. Затем добавил. – В могилу.

В этот самый миг на улице сверкнула молния и раздался громогласный удар грома. Эти погодные явления словно говорили о том, что Дмитрий пообещал сохранить в тайне услышанное от Пелагеи, и унести все это с собой в могилу.

От удивления и полного непонимания о произошедшем, Дмитрий открыл рот, а Пелагея сказала:

– Небеса склонны к тому, чтобы я поведала Вам проклятие Мщэртц. – затем она упреждающе добавила. – Вы унесете этот секрет с собой в могилу, – затем прикрикнула. – А если нет, то…

После этих слов Дмитрий так сел. Пословица пословицей, но Дмитрий не на шутку испугался. По его телу пробежал озноб. Все тело покрылось иголками, которые то и дело кололи изнутри его тело. Его глаза были в ужасе. Он проклял то мгновение, когда он попросил рассказать о проклятии. Но все же, Дмитрий был не из тех людей, которые отступают, и он решительно и бесповоротно произнес:

– Рассказывайте. – и уверенно в себе решительной интонацией добавил. – Я жду.

Пелагея упреждающе спрашивала:

– Вы абсолютно уверенны, что готовы услышать это. – затем она упредила. – Назад дороги не будет.

Дмитрий решительно и бесповоротно произнес:

– Начинайте.

Пелагея начала свой рассказ.

Итак, рассказа старухе Пелагее был достаточно ужасающем. Она рассказала Дмитрию о том, что Дарья не могла найти свое место в жизни, все за что она бралась, сходило на нет. Даже ее личная жизнь не клялась. Однажды она познакомилась с парнем, и тот ее вскоре бросил. Бросил не из-за того, что не любил, а из-за ее матери, властной, жестокой и ненавидящих всех и вся на этом свете женщины. Она была ярой фанаткой коммунистического строя СССР, и не желала, чтобы дело которой она посвятила всю свою жизнь, была предана какими-то фанатами демократии и свободы слова. Женщина знала совершенно точно, что это дело было провальным. Им, может быть, и предоставили бы свободу слова, уверив их в том, что все будет, как скажут они, а не сама власть, но в итоге власть, убедив народ, что они хотели этого, и получили то, что желали, просто сделали бы все так, как выгодно власти, а не простому человеку гласности. Гласности-властности, нечего неменяющегося строевого порядка демократической жизни страны.

Жесток сей мир, и жизнь жестока. Ради достижения цели мы порой готовы пойти на абсолютные крайности. Так что мать Дарьи Клавдия Ивановна Мщэртц была настолько фанатичной женщиной, что готова была любой ценой сделать свою дочь несчастной, ради того, чтобы ее партийные убеждения и догматы партии были правильно истолкованы и не были бы преданы забвению. Она считала: – «Коммунисты предали партию Владимира Ильича Ульянова-Ленина. Его идеологию, идеологию Карла Маркса и Фридриха Энгельса попрали. Власть капиталистического строя и его идеологии о богатой и безмятежной жизни свели на нет компартию СССР. Направив ее на разрушение, они, убедив народ в светлом будущем страны, стали жить по-новому, живя по-старому. Я уверена в том, что скоро даже партийные лидеры, такие как Геннадий Зюганов, Владимир Жириновский, Виктор Анпилов забудут когда-нибудь о само́й партии. Они только и будут только говорить о своей партии, чтобы место в госдуме не потерять, а на самом деле им все будет пофиг. На все начхать». – «Действительно, в 2017 году, столетие ВОСР так и не отметили. Лидеры забыли, что сто лет тому назад Великая Октябрьская социалистическая революция дала им власть. Жаль, если историю так быстро можно забыть, то как можно править целой страной?». – Госпожа Мщэртц призирала нынешнию власть и призирала свою дочь Дарью. Призирала и ненавидела ее. Ненавидела за то, что она никакая, как она сама. Что все за что она так яростно сражалась, за то, что она попрала догматы партии СССР. Зато, хотела того, что само́й Клавдии Ивановне Мщэртц было чуждо. За глупость созревшей в ее голове. Зато… да черт знает за что еще она ненавидела свою дочь Дарью. Наверное, за то, что считала она такую жизнь развратной, и считала, что ее дочь, дочь партработника компартии СССР, той, которая непосредственно общалась с первыми секретарями ЦК, ее дочь, рожденная от ее чресл, стала политической неграмотной проституткой. Ведь госпожа Мщэртц считала себя грамотной в политическом отношении женщиной, а слово проститутка ей было чуждо. Хотя и не без тайных желаний сомой госпожи Мщэртц. Так что она сама была не прочь по заданию КПСС и ЦК стать таковой. Но на то были совсем иные люди. Люди, готовые на все, чтобы попасть хотя бы в бомонд КПСС. В ЦК же была элита.