Да, здесь будет трудно отделаться короткими фразами.

– Вижу, дорогая, ты пришла в себя. Как это произошло – твое внезапное исчезновение?

– Прости, Аврора, я ничего не помню, – Саша отметила про себя облегчение, проявившееся на лице Авроры. – Я, кажется, упала и сильно ударилась головой.

– Ты какая-то странная. Это из-за удара? Под водой? – Аврора присела на диван и пристально рассматривала Сашу, когда она поднялась и растерянно оперлась на спинку кровати. – Я видела, как ты взмахнула руками и упала с мостков в воду. А потом ты долго не всплывала. Маман вначале решила, что это твоя шутка… чтобы обратить на себя внимание.

Саша подумала: «Ничего себе! Я такое впечатление вызываю у родственников? То есть та Анна, которой я сейчас являюсь?»

– Анна, почему ты молчишь? Где ты была, пока тебя не нашли?

– Извини… Я мало что помню. Не помню даже, что предшествовало моему исчезновению…

– Что?! Что ты сказала?

– Я сказала, что в моей голове совершенно пусто…

На лице Авроры появилось выражение крайнего изумления и даже ужаса. Саша поняла, что совершила что-то неподобающее и стала лихорадочно соображать, как исправиться. Наконец решила повторить все ту же, единственную, версию:

– Я не знаю, что случилось. Это правда. Помню только, что я была без сознания… и долго была под водой. У меня до сих пор шум в ушах и очень болит голова. Прости…

Тут Аврора схватила ее ладонь, крепко сжала, и Саша услышала неожиданную тираду:

– Анна, прошу тебя, душенька, не выдавай меня! Можешь и дальше повторять эту ложь, можешь неожиданные словечки произносить… но только не говори ничего, что видела и что слышала! Чтобы маменька не смогла заподозрить меня… Хорошо?! Ты поняла?

Недоумевая, Саша всмотрелась в лицо Авроры. Показалось, что эта обладательница невинных голубых глаз и чудесной светловолосой головки не умоляла ее, а приказывала, потому что указательный пальчик то ли закрывал ее губы, моля о молчании, то ли угрожал ей, предупреждая, что этот разговор должен остаться только между ними.

Саша проводила глазами изящную фигурку Авроры, стремительно выпорхнувшую из комнаты. С тяжелым сердцем подумала, что еще предстоит выдержать немало подобных разговоров.

Как вести себя со всеми, с maman… или маменькой? Может быть, доктор помог бы сориентироваться в этом незнакомом мире? А что, если Авроре признаться, что она не та, за кого ее принимают? Или лучше сказаться больной? Саша задумалась.

А что, если она и есть Анна, а вовсе не Саша? Почему она решила, что не является Анной? Эта комната с кроватью, шкаф с платьями считаются ее собственными. И все люди, живущие в этом доме, считают ее своей. Глаша называет госпожой. И вообще…

Как бы то ни было, судя по многочисленным платьям в шкафу, по обстановке в комнате, она находится в далеком прошлом. О ней заботится служанка, о ее здоровье печется домашний доктор, который зовет ее «душа моя». И всем в доме заправляет княгиня-маменька.

А она сама, Анна – приемная дочь. «Приживалка в семье» – вдруг вспомнила она слова, сказанные о ней, когда впервые очнулась в этом незнакомом мире. От этих мыслей ее сердце тревожно заныло, боль в голове усилилась и Саша почувствовала себя очень несчастной.

***

Все чинно сидели за большим обеденным столом и ждали кого-то. Скорее всего, княгиню. Двое слуг – один старый, другой молодой, напряженно застыли, стоя позади стула с высокой спинкой во главе стола.

Напротив Саши сидели двое – гувернантка-француженка, которую все называли мадмуазель Мари, и доктор Николай Семенович. Они высказали ей столько слов сочувствия, когда она вошла в роскошную гостиную, что стало неудобно.