Сидит на стульчике складном,
Что у туристов есть в походе:
Каркас, прикрытый полотном.
Вокруг привычные старушки.
Петрушка, семечки и мед.
А он сидит, пьет чай из кружки
И ест с зубаткой бутерброд.
Рубашка мятая в полоску.
На голове – потертый фетр.
Он – свой, как говорится, в доску.
(От Станиславского привет.)
Он среди сырости и капель,
Как белкой спрятанный орех.
И отражает черный кафель
Его оптимистичный смех.
Окончив есть, шутить, смеяться,
Достал нестиранный платок
И вытер с интересом пальцы,
Губастый и подвижный рот.
Где жесты старого паяца?
Их нет!
Пружиною тугой
Он шляпу снял, затем поднялся,
Занес смычок над головой, —
И вдруг в безногого Ахава
Преобразился Моби Дик.
Что он играет, боже правый!
Что слышу я?
Не может быть!
Из «Бранденбургского концерта».
Вторая скрипка.
Где гобой.
Я вздрогнул.
Боже мой, ведь это,
Как из забытого конверта
Пахнет лавандою.
Тобой.
Засим последовала «Мурка»,
«Голицын» и «Лесоповал».
Испытывать такую муку
Я и в комфорте бы не стал.
И в звуках, простотою схожих
Сильней, чем схожие – просты,
С очередной волной прохожих
Иду.
И я его простил.
Простил ему ухватки фата,
Жир на руках и сальный смех
(В окоп летящая граната
Летит в тебя, а не во всех!),
Простил ему, что он навеки
Впечатан в русский наш лубок,
Что мы – с натяжкой, но коллеги
И что над нами общий бог,
Простил помятую рубаху,
Простил петрушечный почет…
За то, что он исполнил Баха?
Неправда!
Бах тут ни при чем.
Смех за спиной взорвался снова.
Я обернулся невзначай —
Он разливал в мирке медовом
По кружкам чай.
(Или не чай?)
Простил подземного паяца
За мелочь – истина проста:
Перед игрой он вытер пальцы,
Снял шляпу, скрипку взял
и встал.
4—5 января.
Чарли, ирландский терьер
Терьер ирландский – нравом генерал,
А взглядами – послушник, или инок.
Он никого к себе не подпускал,
Вот ранка на ноге и загноилась.
Натер ли как-то? Стукнул на бегу
Иль в честной получил собачьей драке?
В ирландскую впечатано башку:
Все стерпят Настоящие Собаки.
И счастьем было до недавних пор
Настигнуть кошек в мартовском проступке
И гнать их с наслажденьем через двор,
Чтоб вихрем шерсть кружилась в переулке.
Твой неподкупный простодушный взор
Нас заставлял за дело приниматься.
Мы не вели фривольный разговор
И тут же прекращали целоваться.
А в хитрости ты был большой мастак,
Тихоня и аскет, приличия витрина.
Следить за всеми в тридцати местах —
Ты не терьер.
Ирландское нейтрино!
Местоблюститель дома и семьи,
Хранитель пуританского уклада,
Тебя боялись доги, черт возьми,
Неистовый мохнатый Торквемада!
В природе милосердна смерть к зверям.
Она их гонит дальше в чащу леса.
Смерть на глазах людей – позор и срам,
Собачьей жизни тягостный довесок.
Мы все терялись, люди и коты,
Под взглядом и взыскующим, и строгим.
Ты так хотел небесной чистоты,
Что первым проложил туда дорогу.
Счастливая, завидная судьба!
Ты в доме был правителем из тени.
Намордник ты считал клеймом раба
И милостиво дозволял ошейник.
Я старый скептик.
Вера – атавизм.
Но чудится, что в небесах бездонных
Скажу я тихо:
– Чарли, отзовись! —
И мокрый нос уткнется мне в ладони.
2018
Щенок
Рычит щенок на нас из-за забора.
Старается, аж пробирает дрожь.
Глаза горят!
Да, видно, очень скоро
По-дружески к нему не подойдешь.
Он даже воробьев согнал с осины,
Бесстрашный и отчаянный щенок!
И только хвостик, все еще крысиный,
На всякий случай прячет между ног.
08.01.
Деревья
Здравствуйте, деревья! Как делишки?
Вас в убранстве снежном не узнать:
В блестках серебра, в толпе людишек
Мчится на рысях царёва знать.
Впереди сосна с осанкой статной
Нынче, откровенно говоря,
Я царицей звать тебя не стану,
Только фавориткой у царя.
Ветер ищет в кронах себе место.
И гуашь сменила акварель.