Однажды у матушек умер смотритель кладбища, и они просили написать ему стишки. И я написал ему целую эпитафию, вот она, я ее помню:

Матушки показали эту эпитафию купцам своим, а те поставили на могиле смотрителя камень-памятник и высекли на памятнике эту эпитафию.

Работал на этом заводе я недолго. Построить изобретение Татаринова – аэромобиль – не удалось. Он не получил субсидии на дальнейшее изобретательство, и завод закрыли. Ангар на Волковом поле, где Татаринов строил свое изобретение, сгорел, – говорили, что сам поджег. Сгорело и изобретение. Его судили, но был ли он осужден, – не знаю.

Из того же стремления поучиться, я работал и на заводе художественных изделий Верфеля на Обводном канале, где, между прочими художественными отливками, работая по отливке деталей к памятнику Пржевальского, я отливал того верблюдика, который покоится в подножии памятника. Помню, мы, мало искушенные в искусстве, все-таки понимали, что маленький верблюдик совсем не соответствует огромному бюсту Пржевальского, и смеялись над этим несоответствием.

Фабрики по изготовлению художественной бронзы появились в России в конце 1860-х годов. Широко известны были предприятия Верфеля, Шопена, Морана, Штанге – в С.-Петербурге, Постникова, Соколова, Крумбюгеля – в Москве.

В начале 1890-х годов произошло техническое переоборудование фабрик и концентрация производства художественной бронзы на нескольких крупных предприятиях С.-Петербурга (Верфеля, Берто – преемника Шопена, Гакера – преемника Морана, Штанге) и Москвы (братьев Вишневских, Постникова, Оловянишникова и др.). Русская художественная бронза в это время стала самоценным явлением в рамках художественного общеевропейского процесса. Российские бронзовщики позже начали, но быстро догнали своих учителей и часто их удивляли своими достижениями.

Памятник Пржевальскому в Александровском саду, Санкт-Петербург. Фотография. 2011 г.

В среде литейщиков рассказывали истории, связанные с их работой. Алексей Константинович слушал, запоминал, а позднее и записал, передав их нам.

Начав говорить о делах давно минувших дней, расскажу несколько преданий, которые считаю достоверными.

При заливке памятника Петру Первому опоку, где был сформован памятник, прорвало. Металл уходил в землю. Находившийся при заливке литейщик Хапи-лов с опасностью для жизни заткнул и замазал течь, и памятник был спасен. На памятнике есть след этой аварии: на крупе коня видна вделанная вставка, по причине недостатка металла, сбежавшего в землю при аварии.

Следующий эпизод относится к истории Адмиралтейского завода, который в советские времена на протяжении нескольких десятилетий носил имя французского коммунистического деятеля Андре Марти, впоследствии разоблаченного как осведомителя французской полиции.

Как схожи истории революционных движений разных стран!

Еще в XIX веке в состав Адмиралтейских верфей (позднее – Адмиралтейского завода, а затем и завода Марти) вошел и завод бывшего франко-русского общества Берта (или Берда).

Вначале это был сахарный завод, там и до сих пор сохранился корпус, который называют сахарным. С постройкой Исаакиевского собора нужно было много литых из бронзы украшений для оформления собора. Предприимчивый шотландец Берт догадался переделать сахарный завод в бронзо-литейный и стал заниматься отливкой ангелов и апостолов для собора. Дела пошли удачно. Не удавалась отливка апостола Павла, и, поскольку это была коренная фигура в соборе, открытие собора откладывалось. На завод приехал царь Николай I и, узнав, что две сделанные фигуры оказались браком, приказал, чтобы с третьей делаемой фигурой брака не было. Не трудно себе представить состояние литейщиков после приказания царя. Ведь в литейном деле бывает, и нередко, брак от стихийных условий, а не от вины человека. Однако к общему удовлетворению третья фигура апостола не оказалась браком и заняла свое место у входа в собор.