– Я впервые в метро… с момента гибели родителей… – она горячо прошептала в ухо Василия, касаясь его кожи губами. – Это для тебя чего-то сто́ит?.. Бездушная стоеросовая дубина!

Они вместе в детско-подростковом клубе интересов.

Аппликации на разную тематику пестрили на стенах и стендах аудитории. Как поразительно изображен мир детскими глазами – беззаботно, но уже по-взрослому: с любовью, с выявлением плохого и хорошего, с отсечением ненужного.

Любовь фотографировала творческие работы и их авторов. Дети радовались их небольшой, но уже славе в рамках клуба и своих семей.

Василий спонсировал работу этого и нескольких подобных клубов, не давая загнуться, уйти в историю аппликации, рисованию акварелью и карандашами, коллажу, искусству оригами… понимая, что это не только развитие творческих способностей детей, их моторики, креативности, но это еще и память на долгие годы. Память в этих рисунках и поделках из бумаги, сделанных собственными руками. А возможно, и привитие этих увлечений и способностей на несколько поколений вперед…

Радостные лица детей. И счастливые – их родителей, сияющих от восторга рукоделием собственных чад.

Руководитель – милая невысокая азиатка – попыталась сделать на память несколько групповых снимков Василия с детьми, но он уходил от этого, ссылаясь на собственную нефотогеничность из-за болезненного недомогания, взглядом встречаясь с понимающей его спутницей. Любовь отсняла детскую радость и их родителей, обещая разослать фото по адресам электронной почты.

Василий же пообещал заказать у фотографа огромные снимки на бумаге для оформления интерьера аудиторий и уличной рекламы клуба.

– Хочешь… я в следующий раз возьму с собой мою старую камеру, – она со страстью прижалась к нему на стоянке такси, так, словно она это делала не первый раз и уже не первый день, – для того, чтобы и ты остался в истории этого клуба?

Непогоды как не бывало. Остатки ненастья высушило начинающее припекать солнце.

– Это не обязательно. – Василий сдул локон ее рыжих волос, щекотавший ему нос. – Я не публичная личность, и сам глянец для меня понятие второстепенное, первостепенно лишь само присутствие его в мире. На бумаге… в изначальном варианте.

– Я уже это поняла… – Любовь бесцеремонно залезла с ним в такси, однозначно определяя концовку вечера, своего и Василия.

– Ты ждешь каких-то объяснений? – Василий первым нарушил тишину в салоне такси.

– И я их получу. – Она в сторону смахнула вредный рыжий локон, а с ним и спутника сомнения.

– Ты излишне самоуверенна.

– Иначе я не нашла бы тебя. – Любовь с томным взглядом положила руку на его колено. – А ты бы никогда не узнал о присутствии в твоей жизни кое-кого еще. И, как ты понимаешь, я не о себе сейчас…

– И что, награда должна найти своего героя?

– Причем уже сегодня! – Она сняла очки свободной рукой, убирая их в чехол, словно готовясь к получению награды прямо в такси.

– Однако… – Василий, краснея и чувствуя позывы возбуждения, глотая слюну, отвернулся к окну.

– Трус… – едва слышно прошептала его спутница.

– Не единственный, кстати, на всей планете… – Василий рассматривал словно аппликатором резанные контуры зданий в оранжевом свете торопящегося за горизонт солнца.

Любовь, едва слышно рассмеявшись, убрала руку с его колена, перед этим больно сжав.

Она была первой после Веры. И после долгого воздержания его многое не устраивало. Мешали пота выделения обоих тел, как результат – размокание и утяжеление его собственного, скованность в движениях. Ее проклятый повсеместный пирсинг, металлом ранящий его кожу легко, как намокшую бумагу.