— Понятно. Там снова всем нужно помочь, а у тебя же личной жизни нет. Давно мы не работали с твоими мозгами — притупились…

— Ой, вот только этого мне сейчас не хватало!

— Именно. Если ты не притащишь свой зад в галерею, я приеду к тебе и буду петь под дверью «Видели ночь!»

— Маш, давай взрослеть, а?

— Я именно об этом, Яна. Нельзя позволять им отнимать твою жизнь!

Я вздохнула.

Маша со своими родителями не общалась. Но они реально того заслуживали. Ее родители — творческая элита, голубая кровь и все такое — категорически не понимали стремления Маши стать врачом. У нее помимо медицинского за плечами высшее художественное образование, собственные выставки и признание — целая «другая» жизнь, которую она вдруг резко прекратила и ушла совсем в неожиданную сферу. Сама Маша говорила, что никогда никому не была нужна по-настоящему, зато теперь в ней самой нуждаются люди, и она счастлива им помогать.

— Я еду.

— Умничка! — просияла подруга. — Жду!

***

Утро понедельника было настолько недобрым, что хотелось сдохнуть.

— Маш, ты уверена, что мне стоит сдавать сегодня кровь? — простонала я, медленно опускаясь на стул в ее кабинете. — Черт…

— Мда, Янка, — вздохнула та, тревожно глядя на меня. — Ты давай лучше на кушетку ложись…

Я, видимо, очень сильно боялась, что меня уволят. Потому что когда вчера под мелодичный джаз отзвучала Машкина антиродительская лекция, я сначала приободрилась… а потом скатилась в такое лютое уныние, что решила просто расслабиться и немного выпить. Показалось, что это вполне рабочий вариант — я забыла о том, что завтра на работу, что с Князевым у меня полгода потрясающий секс, которому завидует внушительная часть женского коллектива клиники, и даже едва не изменила ему с каким-то музыкантом, угостившим меня последним коктейлем.

Не знаю, что пошло не так.

— Когда ты успела выпить тот коктейль, блин? — ворчала Машка, заряжая капельницу.

— Ты танцевала, а я повелась на уговоры того красавчика… помнишь, с татушкой на шее… У него голос такой!..

Вену кольнуло, я дернулась.

— Черт, вот я бы тебя ему сдала, конечно, — сосредоточенно крутила Машка колесико капельницы. — Но ты была невменяема. Зря он с этим коктейлем подкатил. Идиот.

— Спасибо, что не сдала. Он бы вряд ли мне поставил капельницу с утра, — простонала я, растекаясь по кушетке. — Сделай что-нибудь. Мне нельзя в таком виде появиться перед боссом и Князевым.

При мысли о последнем меня стало тяжело дышать. А с отступлением похмелья в голове стало тесно от тревожных воспоминаний — как я лежала перед ним на кушетке топлес, как орала на него в его машине, как несла чушь на ужине… и как он сбежал на вызов.

Оставалось надеяться, что ему будет сегодня не до меня. Мне до него точно не будет дела — буду крутиться белкой. И чтобы перед начальством показаться с лучший стороны, и чтобы не думать о всякой ерунде, отвлекающей от более важных вещей. Уверена, вся эта кутерьма со слухами скоро забудется, а я так и буду собственной тени бояться. Черта с два! График операций у Князева на неделю плотный. У меня теперь работы будет еще больше — за его расписанием следить и за Павлом Петровичем все контролировать.

— Князев, кстати, уже здесь, — вдруг сообщила Маша, зевая.

— Какого черта? — вздрогнула я. — Только семь утра, а первая операция у него в полдень. Еще даже босса нет!

— Откуда я знаю? — усмехнулась она. — Может, тебя прибежал кофе поить, чтобы ты больше не угрожала никому своим стаканчиком? А то мало ли кого ты тут еще раздеваешь под таким предлогом…

— Ой, все! — прорычала я. — Бесишь!

— Как ты ожила, — улыбалась подруга.