– Какая печаль.
Когда уже остальные вернутся? Сколько можно отдыхать? Они там решили всю пачку за раз оприходовать?
Стены словно сдвигаются. Давят на меня, выдавливают всю энергию капля за каплею. Даже находиться рядом с Саввой невыносимо.
Я начинаю крутить простенькое кольцо, чтобы успокоиться. Обручальное, да. Тонкий ободок. Самый дешёвый, который я смогла найти.
Купила специально, чтобы никаких лишних вопросов не было. И от назойливых ухажёров помогает откреститься.
Я не хочу сейчас никаких отношений. У меня работа и сын. Этого мне достаточно.
– Ты не ответила, – мужчина планомерно добивает меня.
– Савв, тебе поговорить не о чем?
– Почему? Есть о чём. Просто ты не поддерживаешь тему, приходится напоминать. Я не поверю, что кто-то разрешит жене оставить фамилию бывшего.
– Тогда хорошо, что мне ничего не нужно разрешать. Я могу сама решать.
– И не хотелось сделать приятно? Порадовать сменой фамилии? Ради меня ты пошла на этот шаг.
Пошла. Я изначально не хотела ничего менять. Из Ведениной в Дубинину превращаться.
Но это было значимо для Саввы. И сделать его счастливым мне было важнее, чем сохранить девичью фамилию.
Как же низко.
Припоминать подобное. Дёргать и дёргать. Словно это я бросила Савву, а не он меня.
Подскакиваю.
– Ты переходишь грань, Савва. Хочешь деталей? Я замужем два года, – выпаливаю, упираясь ладонями в стол. – Счастливо и безумно люблю Юру. Я не хотела возиться с документами, а мой мужчина меня поддержал. Ему достаточно того, что я с ним. Плевать на то, чья у меня фамилия. Если я с ним каждый вечер засыпаю.
– Два года? – Савва лишь за это цепляется. – Быстро однако. Сразу после развода замуж вышла?
– Да. Годовщина недавно была. Прости, не подумала пригласить. И я даже благодарна, что ты меня бросил, – добиваю. – Иначе бы никогда не встретила Юру. Не узнала, какого это – по-настоящему любить.
Меня несёт. Слова вырываются быстрее, чем мозг успевает их обработать. Прорывает.
Потому что Дубинин задевает. Он словно крючками цепляет. Забрасывает, вспарывает кожу, дёргает. И я реагирую. Ведусь на провокацию.
– По-настоящему? – Савва скалится. – Как тебе повезло.
– Именно.
– Наверное, и детей ему родила?
Савва щурится. А у меня дыхание перехватывает. Этот взгляд… Знаю слишком хорошо.
Мужчина обычно смотрит так, когда уже в курсе всего.
Словно каждую деталь моей биографии изучил.
И про сына тоже знает.
Нет. Я просто себя накручиваю. Не может Дубинин знать, что я родила от него. Иначе бы разговор совсем по-другому проходил.
Он просто видел мою маму с Кирюшей. Сделал свои выводы, а теперь дёргает за ниточки.
– Родила или нет – моё дело, – отвечаю я сорвано. – Мои репродуктивные способности тебя перестали касаться в тот момент, когда ты меня на аборт отправил. Как и всё, что относится к моей личной жизни.
Цежу, чувствуя, как меня трясёт. Эмоциями выворачивает рядом с Дубининым. Не получается спокойной быть.
Я как тактический пояс, напичканный гранатами. И Савва чеку вырывает. Одну за другой.
И я взрываюсь. Так же.
Раз за разом.
Падаю на стул, прикрывая глаза. Внутри от этих взрывов всё разрушается. Моя броня трещинами идёт.
– Мара, – зовёт меня Савва. Тихо, спокойно. – Не заводись так. Я не хотел тебя задеть.
Хотел. Мужчина ведь не дурак. Должен понимать, что дёргает меня постоянно. Не даёт выдохнуть.
Или действительно просто пытается поддержать разговор, как-то развлечь себя, пока остальные не вернулись?
– Не называй меня так, – прошу я строго. – Я уже говорила. Мара это для мужа. На бывших мужей льгота не распространяется.
– Хорошо, – идёт на мировую. – Марьям.
– И так тоже. Марьям Радомировна я.