– Пельмени, бомжпакет и каша в пакетиках, – охотно отвечает Ванька, снова теряясь в своем телефоне. Надо потом проверить, чем сын там занимается. Мало ли. Я хоть и перекрыл ему сайты, данной мне властью, но он мог и левую симкарту купить в метро. С него не убудет.

– Там пакеты в прихожей, поищи в них, – отмахиваюсь от Ваньки и возвращаюсь к девушке, которая вертит птичку в разные стороны, – Так ты умеешь готовить или нет? – спрашиваю грозно.

– А у вас есть еще что-нибудь кроме курицы? – странный вопрос.

– А что нужно?

– Специи какие-нибудь, уксус может, – задумчиво произносит Дуня и я понимаю, что ни черта она не умеет ничего.

– Ясно, – хлопаю в ладоши, – Привел в дом женщину, а жрать по-прежнему нечего.

– А ваша…Марина, когда вернется? – интересуется Дуня, оставляя птичку в покое.

– Нескоро, ей операцию сделали.

– Аа…

– Что А? – встревает в разговор Дема, – Давайте хоть на соль кинем и в духовку? Желудок уже сам себя жрет.

Рыжик переводит взгляд на меня, на Дему и тяжко вздыхает, посматривая на Ваньку, который и не думал идти за деликатесами

– Ладно, ты – чистить картошку, – ее указательный пальчик выстреливает в Дему, заставляя его обомлеть, – Вы – лук, аджика, уксус, горчица, соль – где?

– Давно бы так, – ворчит со своего места Ванька.

– А почему он на ты, а я на вы? – вот обидно сейчас было, плетусь к холодильнику, зачем-то его открываю. Знаю, что там нет ни хрена.

– Это она по званию, Зубр, по званию, – хлопает меня по плечу со смешком Дема. Он младше меня на пять лет, сука. По званию, как же. Рука у друга по ходу лишняя.

Дуня открывает все полки кухонного гарнитура, находит какие-то банки, пакетики, нюхает, открывает, пробует на язык. Я как дурак стою у открытого холодильника, наблюдая за ней.

– Пап, челюсть упала, – подсказывает сын, а я показываю ему кулак.

– Дуняшечка, так расскажите нам, за что вы депутата избили так жестоко? – Дема чистит картошку, как в армии, срезая тонкую длинную ленту, скрученную кольцами, – Чем он вам так не угодил?

– Какого депутата? – рыжик что-то смешивает в пиале, сыпет туда, снова мешает, чихает от перца.

– Ну как какого? Вас задержали по заявлению от пострадавшего.

– Да?! – искренне удивляется Дуня.

– Ага, а вы не знали? – посмеивается Демыч.

– Ни сном, ни духом, – кивает рыжик, а я закатываю глаза к потолку.

– Так она тебе и призналась, – подхожу к ней и опять встаю за спиной, почти касаясь подбородком ее рыжих прядей.

Вижу, как спина Дуни напрягается, лопатки чуть ли не вместе сходятся. Так и хочется зубами ей вгрызться, кожу оттянуть немного, языком лизнуть, а потом отпустить. Фу, Зубр, кака! Нельзя! Дурею я от нее, гормоны к старости разыгрались. Кровь вся к низу прилила, того и гляди штаны разорвет.

– Вы, Олег Николаевич, мое личное пространство нарушаете, – выдает рыжик, а Дема хмыкает у раковины, – Я себя неуютно в вашей ауре ощущаю.

– Чего? – нависаю над ней еще больше и тут же получаю в руку птичку.

– Вот, курочку гладьте, – пихает мне холодную тушку и отставляет термоядерную смесь в пиале, выскальзывая бочком мимо меня и кухонным гарнитуром.

– Тут что? – смотрю на красно зеленое месиво и чихаю. Она туда, сколько перца накидала?

– Ничего, берете рукой и размазываете, как крем по женщине. Нежно, втирая в кожу…

Дема ржет уже вовсю над своей картошкой, а я уплываю. Перед глазами так и стоит, как я Дуню обнаженную глажу, крем от загара в плечики втираю, к грудкам остреньким спускаюсь, около пупочка пальцами прохожусь…

– Поплыл… – толкает меня в плечо Дема, а Ванька хрюкает над своим телефоном.

– Да ешьте вы сами свою курицу, – кидаю птичку снова на стол, – Я лучше пиццу закажу, чем этой херней страдать.