Шоу мастерски описывает все, что, собственно, и составляет сердцевину фестивальной жизни – просмотры и убийственную желчность критиков, тусовки и терки продюсеров, режиссеров и воротил кинобизнеса по поводу того, куда вложить очередные миллионы. Не только ярмарка, но и ярмарка злословия, правда, Джесс считает, что это свойственно вообще всем сферам человеческой жизни: «Кино – действительно жестокий, изменчивый мир, и люди в нем ужасны. Только этот бизнес не лучше и не хуже других. В армии, например, тебе приходится всего за один день лизать куда больше задниц и напропалую врать, чем за весь год во всех голливудских студиях, вместе взятых».

Джессу предстоит еще и окончательно выяснить отношения со своими женщинами – женой Пенелопой, его парижской любовницей Констанс и прочими. Все они так или иначе оставили след в его жизни, но Джесс чувствует, что всё это – не настоящее, наносное. Это надо оставить, конечно, с минимальной толикой драм и заламывания рук, но – «Женщины любого возраста обладают способностью дать мужчине понять, что он гнусно их бросил, даже если бедняге всего-навсего понадобилось выйти на угол за пачкой сигарет».

Тем более, что, как кажется Джессу, он наконец обрел свою истинную любовь – «Любовь со всеми ее поворотами, интригами, компромиссами, болью и душевными ранами. Любовь, зачастую так жестоко зависящая от денег, моральных принципов, власти, положения, принадлежности к тому или иному классу, красоты или отсутствия таковой, чести и отсутствия таковой, иллюзий и отсутствия таковых». Но так ли это? Здесь надо отдать должное автору – в описании чувств своего героя Шоу не опускается до слезливой сентиментальности или пошловатых сюжетов.

Как же наш герой преодолевает свой кризис? Не плодя спойлеров, могу только сказать – ровно так, как и подобает любому творческому человеку, и в этой новой картине мира неожиданно удачно находится место и Уодли, с которым Джесс наконец восстанавливает нормальные отношения, и голливудским дельцам вроде продюсера Клейна и агента Мёрфи, и Гейл Маккинон, интерес которой к Джессу оказывается вовсе не журналистским, и многим другим.

В послесловии к русскому изданию какой-то наш доморощенный критик (забавная они все-таки публика) упрекает Шоу в том, что, мол, все это вторично, перепевка «Последнего магната» Фицджеральда, а стиль уж очень сильно косит под Хэмингуэя и прочая, и прочая. Ну, с одной стороны, конечно, сложно избежать влияния таких глыб, как Фиц и папа Хэм, а с другой стороны, все-таки у Шоу есть свой стиль, уникальный, неповторимый, делающий его книги поистине ценным чтивом, более чем достойным внимания даже самых взыскательных читателей. Так что – добро пожаловать в Каннскую Византию с её интригами, скандалами, любовными историями и творческими кризисами.

P.S. В 1978 году по книге был снят мини-сериал с Гленном Фордом, Эдди Альбертом и Винсом Эдвардсом. Надо посмотреть.

Фото Rolad Art / pixabay.com

Леонард Коэн, «Пламя», «Эксмо», 2020

Не нужен мне повод

Тому, чем я стал

Мотив мой всё тот же

Устал он и стар

Не нужно прощений

Виновных нет тут

Встаю от стола я

Бросаю игру

«В томике этом – последние поэтические произведения моего отца. Жаль, что он не увидел результата, – дело не в том, что в его руках эта книга стала бы лучше, воплощенней, щедрее или точнее напоминала бы его самого и ту форму, какую он замыслил для этого подношения своим читателям, – а из-за того, что он оставался жить для того, чтобы ее сделать: в конце она была его единственной причиной дышать». Так в предисловии к книге пишет сын Леонарда Эдам Коэн. Надо отдать должное Эдаму – он буквально по крупицам собирал материал для этой книги, от строчек в записных книжках до рисунков и записей на салфетках. И, кроме того, именно Эдам завершил издание музыкального альбома You Want It Darker, подлинного шедевра, вышедшего за 17 дней до смерти отца, а также посмертного альбома Thanks For The Dance.