– Чертовы идиоты, – говорила время от времени Пати. Она не любила подобную публику, и я её прекрасно понимал. Я бы сделал что-то, если бы мог.

Почему-то я только в тот день заметил, как мне нравилась здешняя темнота, нравились здешние кресла и стены. Всё это создавало атмосферу, такую атмосферу, которая только усиливала впечатление от фильма.

Я оглянулся назад, и позади увидел взгляд одного мужчины, который пялился на меня, будто я ему что-то сделал. Ну, я и отвернулся. Какой же неприятный человек!

– Уолли, ты всё пропустил, – сказала Пати.

– А что там было?

– Ничего, надо было смотреть.

«Как жаль», подумал я, – обернулся, когда не надо было этого делать.

– Хватит смотреть по сторонам, ты снова всё пропустишь.

И когда я только стал входить во вкус – фильм стал подходить к концу, и ко мне подкралось чувство глубокой досады. Она, как вы понимаете, была вызвана ещё и нашими соседями. И мы снова не захотели толпиться возле двери, поэтому переждали, когда все выйдут, и только тогда направились к выходу. Увидев улицу, она показалась мне какой-то фантастической. Всего за два часа я от неё совершенно отвык!

Я опустил взгляд на свои ноги, и мне было так странно, что я их вижу. Что я ступаю ими по асфальту, а он такой твёрдый.

– Пати, давай я тебя проведу домой?

– Давай.

Я хотел гулять как можно дольше, но был уже вечер, и особо негде.

Мы шли, как старые знакомые, но первые полквартала почему-то молчали.

– Как тебе фильм, Пати?

– Замечательный.

– Да, замечательный.

Начало диалога меня заметно воодушевило, и в один миг я сочинил речь на несколько минут, но Пати меня оборвала.

– Стой, Уолли.

Мы остановились, а я и не заметил, как мы прошли всё это расстояние.

– Ты ничего не слышишь?

– Нет.

– Странно. Я слышу какие-то голоса.

– Какие это такие голоса?

– Не знаю. Но я понимаю, что они только в моей голове. Я это чувствую.

– Точно?

– О, нет! Это же из-за книг!

– Ты всё ещё их слышишь?

– Да. И если верить тому, что там было написано, они уже никогда не замолчат.

– Ты больше ничего не читала?

– Нет, я их сразу же спрятала, как только пришла.

– Лучше бы ты вообще их не трогала…

– Боюсь, что ты прав, Уолли. Какие же они противные!

Да, Пати не позавидуешь. Чёрт её дёрнул в них заглядывать. Сейчас она стояла совершенно растерянная, – она понимала, что каждый её шаг до этого момента приводил только к худшим последствиям. И тут я заметил, что не хочу её оставлять одну, – мы стали, словно одна команда, вот так, сразу. Я чувствовал, что нужен ей. Я решил подбодрить её, и сказал:

– Всё будет хорошо, слышишь?

– Может и так, но я теперь ни в чем не уверена.

Из дома, возле которого мы остановились, вышла женщина и окликнула мою подружку:

– Пати! Сколько можно там стоять, ты идёшь домой?

– Иду, тётя Салли!

– Ты уже будешь идти?

– Да, извини, мне пора.

– Тогда до завтра?

– Да, завтра нам обязательно надо будет встретиться, я не знаю, как смогу с ними совладать сама.

– Хорошо. Тогда пока?

– Пока, Уолли.

– Пати, ты идёшь?!

– Иду, тётя Салли!

И она ушла домой, на зов своей зловещей тёти.

Я дождался, когда она зайдёт в дом, и обернулся, и передо мной лежала целая бесконечность – пустынная дорога с тёмным асфальтом, который покрывал землю, дома и небо.

Когда я проснулся, то понял, что ночь прошла тягостно, несколько раз я просыпался в тревоге. К счастью, во время наших бесед Пати упомянула телефон, по которому я мог бы её найти. Только мне очень не хотелось, чтобы трубку поднял кто-то из её родственников. Слишком уж они какие-то сумасшедшие.

Но деваться было некуда, и я взял синюю трубку, и позвонил:

– Алло.

– Пати, это ты?