– А мама твоя часто уезжает? Это тебя не смутило?

– Нет, она ведь писательница. Она часто уезжает куда-то для того, чтобы разузнать что-нибудь новое для своей книги.

– Писательница?

– Да, Жаун Кроуфорд.

– Прости, Пати, но мне это имя ни о чем не говорит. Я не сильно большой любитель всяких там книжек.

– Почему же? – удивилась Пати.

– Не знаю, скучно.

– Странный ты человек, Уолли.

Я не хотел с ней спорить, поэтому просто покачал головой. Я не хотел слишком долго отвлекаться на то, что меня совершенно не интересовало. Но эта тема так занимала мою спутницу, что у меня просто не было никакого выбора.

Вскоре я понял, что мы совсем забыли про кинотеатр. Я как-то почувствовал, что, скорее всего, проведу с Пати целый день. Мне эта мысль даже нравилась. Я подумал: «Интересно, это все дети писателей такие необычные?».

Солнце уже подходило к зениту, и воздух стал невыносим. Мы сидели прямо на солнце. Я почувствовал, что это было бы неплохо – перебраться в тень, иначе можно здесь остаться на веки вечные.

– Пати, – сказал я, – не хочешь перебраться в другое местечко для размышлений? Слишком уж жарко здесь под солнцем, а?

– Да? – она задумалась. – Точно, давай уйдём отсюда. К тому же, машины не дают мне хорошенько сосредоточиться.

– Пойдём к морю?

– Ты хочешь к морю?

– Да. Сядем на шезлонги, и обдумаем всё хорошенько. Шум морских волн успокоит всё на свете.

– Да, Уолли, пожалуй, ты прав. Пошли на шезлонги! Пошли к морю!

И так мы и сделали. И когда мы дошли до самой воды, мы остановились, оглядеться – почти все места были свободны, и можно было выбрать любое. Мы пошли туда, где шезлонги стояли отдельно от всех остальных. Пати села на один из них, и положила книжки рядом с собой.

– Садись, Уолли, – сказала она. Её светлые волосы раздувал морской ветер, и молодость играла в них, как маленький котёнок с клубком шерстяных ниток.

Я сел на соседнее место, и в спину подул морской бриз.

На море был почти штиль, лишь небольшая рябь воды играла, и были видны солнечные зайчики.

Где-то вдалеке шел одинокий парусник, и больше ничего не было видно. Я осмотрел берег, и берег был почти пуст. В рабочее время здесь обычно мало людей. А в выходные дни сюда лучше и не показываться.

Пати молчала и что-то пыталась усмотреть в пустоте. Я не решался заговорить с ней. Но так просидели мы не долго. Она обратилась ко мне:

– Знаешь, единственное, что приходит мне в голову, – сказала она, – это просто раскрыть книги, и убедиться в том, что сказала мне леди, нет никакой правды. Уолли, а ты что думаешь? Я права?

– Чёрт, а если это действительно опасно? Как я смогу тебе потом помочь, если что-то случится?

– Не знаю. А что ещё здесь можно придумать?

– Да, пожалуй, ничего и не придумаешь.

– Ну, тогда я открою?

Пати сосредоточила всё своё внимание на том, что находилось в эти минуты у неё на коленках, и стала медленно и осторожно приоткрывать первую книгу.

Она открыла её, и стала что-то читать про себя. Но тут её руки задрожали, и она побледнела. Через минуту Пати отложила книгу в сторону, и сказала мне:

– Нельзя, нельзя было её читать, Уолли! Нельзя! Нельзя!

– Чёрт, Пати, да что же там такое случилось?!

– Ты не должен об этом знать, Уолли!

– Да чёрт подери! Как ты можешь это такое? Что же я могу ещё сделать?!

– Нет. И я не должна была этого делать…

– И что? Теперь ты умрёшь? Или что такого страшного может произойти?

– Не знаю. В книге об этом не ничего не сказано…

– Дай-ка её сюда.

– Нет, Уолли! Нельзя!

Пати опять ушла в себя, но продолжала прижимать к себе эти книжки.

– Вот что, Уолли, нам надо снова увидеть эту женщину.

– Ту, что в очках?