Первые минуты я даже не мог снимать. Все было настолько чудовищным, что я в изумлении стоял перед камерой и не верил глазам своим. <…>
Через широко распахнутые бронзовые двери не выносили, а выволакивали с петлями на шее чудесные мраморные творения. Их просто сбрасывали на землю, в грязь. <…> Стаскивались стальными тросами при помощи мощных тракторов золотые кресты с малых куполов. Погибали уникальные живописные росписи на стенах собора. <…>
Наконец, взяв себя в руки, стиснув зубы, я начал снимать.
Все время, весь день, пока я снимал, меня ни на минуту не покидало чувство горечи, жалости и страшной обиды. Но на кого? Я не знал. <…>
Но стены оказали упорное сопротивление. Ломались отбойные молотки… Ни ломы, ни тяжелые кувалды, ни огромные стальные зубила не могли преодолеть сопротивление камня. Храм был сложен из огромных плит песчаника, которые при кладке заливались вместо цемента расплавленным свинцом. Почти всю зиму работали рабочие и военные – и ничего не могли сделать со стенами. Они не поддавались. Тогда пришел приказ. Мне сказал под большим секретом симпатичный инженер:
– Сталин был возмущен нашим бессилием и приказал взорвать собор.
Только сила огромного взрыва 5 декабря 1931 года окончательно уничтожила храм Христа Спасителя, превратив его в огромную груду развалин. <…>
Мама долго плакала по ночам. Молчала о храме. Только раз сказала:
– Господь не простит нам содеянного.
– Почему нам?
– А кому же? Всем нам… Человек должен строить… А разрушать – это дело Антихриста… Мы же все как один деньги отдавали на него, что же все как один и спасти не могли?..
Я не верил в Бога. Но тоже долго просыпался по ночам от кошмаров».
Планам большевиков не суждено было сбыться. Начавшаяся Великая Отечественная война помешала строительству. Огромная яма, оставшаяся на месте взорванного храма, долго напоминала незаживающую рану в самом сердце Москвы. Только в 1958 году, при Хрущеве, на этом месте появился бассейн «Москва». Это был огромный открытый водоем, над которым в холодное время поднимался густой пар. По словам некоторых москвичей, он напоминал чудовищный котел, наполненный адским варевом, в котором плавали живые люди.
В конце 80-х годов православные люди решили возродить храм Христа Спасителя как символ покаяния. Причем восстановить его в прежнем облике. Однако по ходу строительства в первоначальный проект были внесены некоторые изменения, заметные даже при поверхностном взгляде. Тем не менее, грандиозный замысел был воплощен, и на рубеже веков, в ночь с 6 на 7 января 2000 года, Россия встретила здесь двухтысячелетие Рождества Христова. А 19 августа того же года состоялось великое освящение храма, совершенное участниками Архиерейского собора Русской Православной Церкви.
Собор Александра Невского. Знаю, что переходить на повествование от первого лица в книге, которая не является ни мемуарным, ни художественным произведением, не принято. Но здесь отступлю от этого правила – уж слишком живо в моей памяти одно детское воспоминание. Середина 50-х годов прошлого века. Бульвар на Миусской площади Москвы, куда родители приводили детей кататься на велосипедах и самодельных самокатах (других тогда практически не было). А посреди площади на фоне закатного солнца – темная мрачная стена. Она была похожа на обломок больного зуба и казалась такой угрюмой, что не хотелось даже подходить к ней. «Здесь когда-то была церковь, – отвечала на мой вопрос бабушка. – Ее несколько раз пытались взорвать, но не получилось: кирпич клали на раствор, замешанный на яичных белках».
Попытки взорвать собор Александра Невского в Миусах, конечно, легенда. Возможно, бабушка вспоминала, как взорвали храм Христа Спасителя. Впрочем, это меня в то время мало интересовало. Но из бабушкиных объяснений я понял две вещи: что церковь, стоявшую на этом месте, почему-то пытались взорвать, и что бывают такие стены, которые не поддаются даже взрывчатке.