– Чему ты удивляешься? Я показал тебе столицу мира, ты еще дешево отделался! Хочешь знать правду? По тарифу ты должен заплатить вдвое больше!

Я не чувствовал ни растерянности, ни злости, не хотелось скандалить и сквернословить; я был разочарован и оскорблен в своих лучших чувствах и не знал, как себя вести. Конечно, шофер Валодиа не был моим другом, да и быть им не мог, но мне вспомнились слова одного умного человека, сказанные о Москве: «Это город, где твой ближний в одну секунду может стать твоим врагом, где грузины с таким остервенением грызут друг друга, как нигде в другом месте». Неужели эта прогулка по Москве, дом Булгакова, Патриаршие пруды были заурядным лицемерием? Неужели чудный день и наше, двух сородичей, братание вдали от родной земли служили лишь тому, чтобы вымогать теперь пять сотен долларов? Вот так встреча двух грузин в Москве!

– Гони бабки, что ты уставился? Я жду… – глухо, монотонно звучали его слова, исковерканные жутким акцентом. – Да что с тобой случилось? Оглох, что ли?

– Опомнись, что ты несешь?

– А-а-а! Не хочется расставаться с бабками? Вот такие вы, тбилисцы, откроешь вам душу, а вы взамен задницу показываете.

– Ах ты подонок! – прошептал я в бешенстве.

– Не вынуждай меня, Джумбер, звонить в милицию! – заорал он и черными от копания в моторе пальцами схватил мобильник. И тут чаша моего терпения переполнилась. Я бросился на него, пытаясь схватить за шиворот, но он оказался человеком невероятной силы, отбросил меня как пушинку. Я вытащил из джинсов кнопочный нож длиною в персидский меч, который, как часть моего тела, постоянно находился при мне, и в мгновение ока приставил его к толстой как у бегемота шее.

– Зарежу как свинью, блядская ты душа! – взревел я таким голосом и, как видно, с таким выражением на лице, что этот человек, подобный Голиафу, стал походить на пиявку.

– Что с тобой, Джумбер, успокойся…

– Да пошел ты, твою… и утешь свою бабушку, когда будешь в Лечхуми или Хуло, – сказал я, брезгливо отталкивая его от себя. Но в ожидании попутки почему-то сжалился над ним. Повернулся и бросил ему на капот стодолларовую. И больше не взглянул в его сторону. Впереди меня ждал пятикилометровый путь к Барвихе.

* * *

Был у Андрея Панова в Химках огороженный и тщательно ухоженный лужок с безупречно подстриженной травой. Сверкающий чистотой и свежестью лужок этот новый русский оборудовал площадкой для игры в гольф, участками из белого песка и искусственными водоемами. Мне никогда не приходилось играть в гольф, но всегда привлекало красивое зеленое поле. И вот мы облачились в спортивную одежду – как раз подъехала небольшая белая машина, специально перемещающая игроков в этом пространстве.

– Давай садись.

– После тебя, – проявил я учтивость.

– Садись за руль.

– Слушаюсь, – подчинился я.

Не помню уже, какое расстояние мы проехали, но от лунки, увенчанной флажком, отдалились основательно. Я уже было подумал, что мне никогда не попасть в заветную ямку, но, к великой радости, ошибся и первым же ударом, высоко подбросив мячик, так далеко отправил его, что Панов переглянулся с парнями из охраны, которые с раскрытыми ртами наблюдали за траекторией полета.

– Молодец. Ты раньше играл?

– Где я мог играть? Впервые на площадке для гольфа.

– Давай сыграем на что-нибудь, – предложил он.

– На что?

– На бабки, – с серьезным лицом отвечал он, но не сдержался и рассмеялся.

– Нет, правда, на что предлагаешь? Впрочем, я и правил не знаю.

– Правила нам не понадобятся.

– Это как?

– Пройдем на ту главную площадку, отмерим пятнадцать метров и выясним, кто забросит больше мячей из десяти ударов.